Руслан Тарпан – о доме Руссова, гостиницах на Дерибасовской и инфекционной больнице9 мая 2010
 Личность депутата городского совета, бизнесмена-строителя Руслана Тарпана оценивается в Одессе неоднозначно. Этого малопубличного политика часто обвиняют во всех смертных грехах, вешая на него ответственность за сгоревший дом Руссова, снесенную гостиницу «Спартак» на Дерибасовской и многое другое. При этом позиция самого Руслана Серафимовича по этим вопросам до конца не ясна. Мы решили восполнить этот пробел и публикуем интервью скандально известного деятеля. Корр.: Господин Тарпан, давайте говорить о самых болевых точках города. Так получилось, что многие из них напрямую связаны с вами. Прежде всего Дом Руссова… Там начались уже консервационные работы? Р.Т.: Еще нет предмета, о чем говорить. Это же более глубокая тема. Я вам одно могу сказать. Учитывать нужно не то, что мы сегодня видим, а то, как оно пришло к нам. В 1887-88 году этот дом строился архитектором Черниговым, он предполагался для проживания всего 6 семей. Очень состоятельных семей, у которых было от 11 до 13 комнат. И отдельные помещения для прислуги. Когда мы познакомились с этим объектом 10 лет назад, в этом доме проживало 56 семей. Это был один из первых домов, который уплотнили… Естественно, это не могло не сказаться на техническом состоянии здания. Но до 2000 года этот дом не признавали аварийным, угрожающим обрушением. Причина одна — если бы его сразу признали, как другие дома, то у этих всех 56 семей были бы основания стать не просто на квартирный учет, а быть внеочередниками. Вот потому-то все эти охи и ахи. При этом никто почему-то не задался вопросом, почему за все годы советской власти его не реставрировали. А я вам скажу почему: потому что все понимали, что это за объект. Это один из трех самых проблемных памятников в городе. Кроме, Садовой, 21, было еще два - Преображенская, 5 - напротив Нархоза, и дом Бернардацци — это Пушкинская 34, угол Троицкой. Дому Бернардацци повезло больше всех, там было всего две квартиры, выходит, и эксплуатация была щадящей. Мы видим, что из этого получилось. Поэтому давайте исходить из того, что в этом доме (Доме Руссова, — Авт.) было 56 семей, которые проживали в помещениях, предназначенных для шести семей. Нещадная эксплуатация, постоянные перестройки, санузлы посередине комнат, коридорах, там, где их не должно быть… Не всегда, к сожалению, вода шла в канализацию, текла прямо под этот дом, что привело к тому, что у нас сегодня мокрый фундамент. В середине 1960-х годов начались деформационные процессы, что закончилось перекосом фундамента — правая часть просела на 67 сантиметров. Но никто не хочет вообще смотреть, слушать, понимать глубину проблемы. Дело же было не в том, что мне как фактическому владельцу тех компаний, которые владеют той недвижимостью, которая есть на этом объекте, не жалко здание. Просто я понимал, что технически невозможно его реконструировать. Тем более нельзя реконструировать с проживающими там людьми. Четыре семьи, которые держались до последнего… Вот эти четверо держали ситуацию, вот так спекулируя состоянием дома. Вторая проблема — у здания не было единого собственника. Первые этажи принадлежали разным людям. Тоже продавали не сегодня разные государственные институты и в разные времена. Тоже об этом никто не хочет говорить. И тоже товарищи владельцы какие-то цели себе ставили. По дому Руссова поставлю точку. Говорить можно долго, о разном. Корр.: Я сегодня общался с представителем УКСа, он сказал следующее: городская власть потратила уже на сегодняшний момент 189 тыс. грн. на первоочередные противоаварийные работы. И в течение года планируется поставить временную крышу. После этого планируется разработать проект реконструкции. Кто его будет разрабатывать и кто займется реконструкцией, неизвестно, по предварительным оценкам будет стоить эта реконструкция 150-300 млн. грн. При этом странно, первую половину беседы он мне рассказывал, какие классные там интерьеры и как хотелось бы все сохранить, а потом перешел на «ленинградский» вариант, когда сохраняется фасад, а внутри строится новое здание… Какова ваша позиция? Р.Т.: Моя позиция — позиция типичного одессита и специалиста. Сколько там назвали? 150-300 млн., а городская власть потратила 189 тыс.? Я одно могу сказать. Мы должны по правде сказать, что это здание в сегодняшнем виде — с пожаром, без пожара, до пожара — технически сохранить так, как мы его предполагаем сохранить, не удастся. Самый правильный способ, это аккуратно его разобрать, сделать новый каркас и воссоздать его в прежнем виде. С новыми технологиями, с большой подземной парковкой, и я как человек, который не безразличен к архитектуре нашего города, я осознаю, что именно в таком виде он должен быть. Корр.: Вы готовы это сделать? Р.Т.: Я готов на это пойти. Но при этом я готов рассматривать не как один кусочек, а комплексно, как реконструкцию всего квартала. Сети, которые там есть, нельзя делать в одном кусочке, когда сети у тебя текут со всего квартала. Корр.: Но городской совет забрал у вас право реконструкции всего квартала? Р.Т.: Мне об этом не известно. Когда принималось решение, мне никто не сказал, ни один человек. А я не хожу на заседания исполнительного комитета. Со мной никто не согласовывал. После пожара моя доля не увеличилась и не уменьшилась. Я предложил свои услуги. Вы знаете сегодня идиотов, которые готовы отселять 150-200 человек, выкупать нежилые площади и вкладывать огромные деньги в реконструкцию? А я готов. Корр.: Пару слов о гостиницах «Спартак» и «Большая Московская». Р.Т.: Я хотел бы акцентировать внимание на «Большой Московской». Очень важно показать не только что происходит, но и сложность этого объекта. В городе в инженерном плане более сложного объекта нет. Это как раз упомянутый вами ленинградский метод. При существующем здании без его разборки. Забить новое свайное поле и на него сделать новый конструктив. Там нет железобетона, как все привыкли. Здание строилось как столетия назад, в металле. Так весь Париж построен. Конструкция очень гибкая, позволяет сделать красивое здание со свободной планировкой внутри, что не позволяет железо-бетон. Это дорого и это очень трудоемкий процесс — не так много специалистов с таким опытом сварки у нас. Про людей надо правильно сказать. Для них немаловажно, что они работают на таком объекте историческом и хотят свою лепту внести. Они все наши ровесники и им очень важно заявиться вот с таким объектом. Там несколько раз делался проект и несколько раз переделывался конструктив. И до сих пор переделывается. Сегодня мы не делаем таких ошибок. Тут изначально был определен предмет охраны — что охраняет государство. И что там есть охранять. Я бы назвал это не памятником архитектуры, а памятником истории, исходя из тех легендарных личностей, которые там были. Начиная с того, что на том месте была пивнушка, в которой товарищ по фамилии Пушкин писал «Онегина». Корр.: Много вопросов у одесситов возникает по поводу «Спартака». Насколько необходимо все-таки было его сносить? Р.Т.: Мы приобрели объект летом 2000 года — памятник архитектуры. Мы определяли, наверное, год, что охраняет государство. Определили, начали делать план реставрации объекта и его использования как гостиницы. Сделали проект, а в конце 2004 года был принят новый закон об охране памятников, который полностью ужесточил все требования. Проект, который мы сделали, ушел в никуда… Начали делать новый. Здание никто не собирался сносить — было принято решение исполкома, есть проект реконструкции — мы предполагали оставить несущие стены по периметру здания. Этот проект существует, с ним можно ознакомиться. Получили разрешение ГАСКа, согласовали проект, вбухнули денег, рассчитались со всеми за согласования — это безумные деньги. Выстрадали. Я хорошо помню ситуацию, это был январь восьмого года. Начали сносить Красный переулок, 4. Пооббивали штукатурку, разобрали перегородки. Смотрю – а там, по несущей стене «Спартака» трещины. Ладонь проходит. И я понял: что бы я ни сделал, сколько бы денег ни потратил, несущую способность этих стен не восстановлю никогда. Кроме того, здание не представляет собой абсолютно никакой культурной ценности, по большому счету, потому что здание было двухэтажным, потом архитектор Гонсиоровский получил халтуру — сделал его трехэтажным, а в 1895 году последняя семья, которая там жила, сделала его 4-этажным. Было принято решение о снятии статуса памятника архитектуры. Место расчистили… Корр.: И какова теперь перспектива? Р.Т.: В ближайшее время будет представлен проект. Мы в кризис не остановились, мы работали в кризис. «Большая Московская» выйдет у нас в следующем году. Это будет законченный объект, если, конечно, нам власти не будут мешать и тормозить сегодня проект. Проект «Спартака»… Мы согласовали этот проект с центральным органом охраны памятников, с разработчиком историко-опорного плана Одессы, со всеми центральными действующим институтами страны. Сегодня только тормозят со стороны городской архитектуры. Они боятся брать на себя ответственность. Кто-то себе придумал, что я должен восстанавливать как собственник тот ужас, который был. И кто-то для себя подумал, что он красивый. Корр.: Вопрос по инфекционке. Сроки начала-окончания реконструкции… Р.Т.: Сегодня есть проектно-сметная документация в полном объеме, согласованная везде. Выполнен проект по всем требованиям центрального органа охраны памятников. Это памятник национального значения — один из немногих — их там около 150 объектов по стране, которые являются памятниками национального значения. Это известнейший итальянский архитектор Тома де Томон, который построил первую в городе больницу — 1802-1806. Его же творение на Таможенной площади — двухэтажное здание амбарных складов с отстроенным этажом после войны. Реконструкцию циркульного начнем, когда будут деньги в государственном бюджете выделены. Это работа большая, на 6-7 лет. Но я хочу подчеркнуть, то тут вопрос не в Циркульном корпусе. До того, как делать циркульный корпус, если мы закрываем всю больницу, нам надо сначала решить вопросы жизнеобеспечения — мы говорим о комплексе больницы, а не циркульного корпуса. Комплекс включает в себя развитую инфраструктуру, отдельные боксированные отделения современные. Корр.: То есть вы предлагаете не просто реконструкцию, а построить соверешенно новую больницу? Р.Т.: Конечно, уже под технологии 21 века. Ее строили как госпиталь для военно-морских офицеров на 30 коек. А сегодня в больнице 480 коек. По информации справочника Охраны здоровья, смертность от инфекционных заболеваний с 1990-го года по 2005-й в нашем городе увеличилась в 6 раз. Интервью взял Александр Глебов
|
