Украинский воин, который разгневал патриарха: как открытый гей получил церковную награду и почему ее у него отобрали

Внимание! Этот текст может оскорбить чувства верующих, борцов за нравственность и, конечно, россиян.

Специальный корреспондент «Думской» Дмитрий Жогов пообщался с боевым медиком Вооруженных сил Украины Виктором Пилипенко, который получил церковную награду от патриарха Украинской православной церкви Киевского патриархата Филарета, но потом был ее лишен.

В середине весны в Украине уже пахнет черемухой. Но здесь аромата почему-то нет. Смердит пожарищем. Воняет солярой. Он на броне. Бэха трясется, боевой медик подскакивает. Помимо автомата, у него здоровый тяжелый мешок с «медициной». Рядом побратимы. Серьезные, молчаливые, бледные.

Какой это месяц был? Май? Апрель? Не вспомнить. Холодно вроде не было. В жар от предстоящего бросало.

Штурм Казачьей Лопани. Это поселок в нескольких десятках километров от Харькова. Там было намного больше российских солдат, чем ожидалось. Думали, там взвод (до 30 человек) и несколько единиц техники. А их ждала целая рота (больше сотни человек).

Бойцы спрыгнули с брони и пошли за БМП. Другая группа уже на ферме, которую охраняли российские военные. Стрельба, стали рваться гранаты.

Баба́х!

Скрежет брони о бетон. БМП проламывает дырки в заборе. Цементная крошка в глаза. Привкус штукатурки на зубах. Украинские солдаты идут на помощь первой группе.

И тут выбегают из пыли… Вроде свои! Пиксель родной! Но то кацапы бежали в украинской форме. Замешательство.

Никто не мог понять, что происходит.

– Мы столкнулись с таким впервые. Они бегут как в замедленном кино. Драгоценные секунды уходят из-за этого, — рассказывает Виктор Пилипенко.

Баба́х!

– Раздуплились, когда подбили нашу бэху. Ту самую, за которой шли. Стреляют наши по кацапам. Ранен наш наводчик. Мы думали, механик погиб, а он дал заднюю и спас технику.

Баба́х!

Бэха, которая зашла на ту ферму, ее уничтожили. Командир первой группы погиб. Снесло полголовы.

Баба́х!

Половина тела в пылающем бронетранспортере. Стрельба. Взрывы.

– По нам работала вражеская артиллерия. Они ждали нас. Медикиня одна погибла, еще одна получила тяжелое ранение. Отошли в ближайшее село, которое было в серой зоне. Туда тоже долетала арта. Нас хотели добить.

На разбитой автобусной станции горит украинская техника. В село свозят, тащат на себе раненых. Пахнет медью и кровью.

Боевой медик бегает, бинтует, накладывает жгуты, делает уколы. Лица раненых покрыты серой пылью, черной коркой. Пиксель промок от крови. Медик вспарывает штанину — месиво из мяса, сухожилий, белые осколки костей. А позади, впереди, слева, справа все кричат: «Медика! Медика сюда!»

– Я чувствую, что не могу ко всем. Я один. И…

Витя просыпается от собственного крика. Вытирает лицо, прогоняя кошмар…

– А вообще-то у меня бессонница, – признается он в день нашей встречи, рассказывая о своих снах.

Он заваривает на кухне кофе.

- Часто война снится? — спрашиваю я

- Да. Кричу во сне. Снится. И лица приходят. Как не в воспоминаниях, так во снах.

Он выходит на улицу. Частный дом в области. Здесь свежо и тихо. Петух где-то рядом кричит. Воздушная тревога звучит, как и в Одессе, часто.

Вот напасть: бобры, которые с недавних пор облюбовали ближайшую речку, погрызли его вербы.

- Надо бы сделать металлическое ограждение, — размышляет Виктор.

Сейчас он временно на гражданке.

– Я за отцом ухаживаю, вот и получил отсрочку. А если по новому закону упразднят уход за родственниками-инвалидами, то придет ТЦК и заберет меня назад.

Он пожимает плечами. Виктор в АТО с 2014 года. Когда случился Майдан, работал в Дубае, но взял и вернулся в Украину.

Он не любит вспоминать про тяжелые бои. Порой журналист прицепится и как начнет в живой ране ковыряться. Иной раз слышно, как голос моего собеседника начинает дрожать. Но он сам говорит, что люди должны знать о том, что в нашей армии бьются такие, как он.

Виктор Пилипенко открытый гей.

В ПЕКЛЕ

Когда Виктор начинает вспоминать о тяжелых днях, его уже и не остановить. Прошлое затягивает. Не верится, что он выжил, а столько людей вокруг погибло.

Виктор Пилипенко. Мы стояли в обороне Киева, защищали Бровары. Здесь было не так горячо, как в Ирпене, но все же. Очень жестко по нам работала артиллерия. Были погибшие и раненые, но это не те потери, что мы переживали потом.

А дорога жизни на Лисичанск…

Мы думали, нам пиздец. Нас было очень мало. Нас должны были окружить и порешить. ДРГ.

Старший группы работал с пулемета и кидал гранаты, я работал «мухами» (одноразовые реактивные противотанковые гранаты РПГ-18) и кричал: «Русские сдавайтесь!» А нас отбивалось всего четверо человек!  

Россияне залегли. И мы их стали уничтожать. А старший Леон звал подмогу. Тут начали детонировать боеприпасы. Загорелся сарай, в котором мы укрывались. И раненые стали живьем гореть.

Потом я попадал под огонь танков. И в Зайцево, и в посадках под Николаевкой. Так близко прилетало, что я думал хана.

Но продолжал помогать раненным.

Я как боевой парамедик исполнял еще и обязанности пехотинца. Тягал с собой рюкзак с «медициной» и АКС (АКС-74У – автомат Калашникова складной укороченный, — Ред.).

Смерть ходила за ним по пятам. Убивала его побратимов, сколько раз он чудом оставался жив, и сосчитать не может.

В. П. Я уже был ротным медиком, и мы с главным сержантом роты подвозили припасы и спальники. Возле нашей машины было попадание. Но не прямо в авто, а буквально в метре за ним. Вылетели все окна, сработали подушки безопасности. Нас здорово оглушило, мы просто выпали из машины.

В другой раз прилетела мина.

Меня спасла машина. Приняла на себя осколки, и я чудом остался жив. Мы на пробитых задних колесах уходили оттуда, чтобы не добили.

«Думская». Не приходилось оказывать помощь россиянам?

В. П. В Николаевке один русский раненый кричал, чтобы ему помогли «Мои глаза! Мои глаза! Нихуя не вижу!» — кричал. Вызывал своих на подмогу. Но никто не приходил. Он был очень близко ко мне. Но я не шел ему на помощь. Он лежал на линии обстрела. Меня скосили бы россияне. И это запрещено правилами. Парамедик должен беречь свою жизнь (в т.н. «красной зоне» помощь раненому оказывается только после выполнения основной задачи — подавления огня противника; максимум, что позволяется сделать, если есть такая возможность — наложить турникет, — Ред.).

Я не высунулся его спасать. К нему начал подкрадываться огонь, и он загорелся. Боекомплект на его плитоноске взрывался. Если бы дело было по-другому, то мы бы его утащили. Без проблем. Но нет. Он сгорел заживо.

ВЕЧНЫЙ ВОПРОС

«Д». Как относятся к геям в армии? Я понимаю, что этим вопросом журналисты тебя достали уже. Но есть много людей, которые кричат: «Этих в армии нет! Мы ИХ не встречали!»

В. П. У меня командиры были адекватные. Мой ротный знал, мой комбат знал. И побратимы знали тоже. Но мы в таких все пиздецах там были, что нам не до того было.

Ну, и во–вторых, я был нормальным побратимом. Оказывал неотложную помощь, вытаскивал с поля боя. Ко мне ребята подходили и благодарили. Мне не стыдно за то, как я служил. И ничего плохого мне в глаза никто не говорил. И когда повалили СМИ и хотели взять у меня интервью, у украинского гея на фронте, то наш замполит (заместитель командира подразделения по морально-психологическому обеспечению, — Ред.) все организовывал. И когда я говорил иностранным журналистам, что ко мне нормальное отношение, они прозревали и удивлялись.

В конце службы нам представили нового ротного, который до этого ментом был. Он еще бухать любил. Я его знал раньше, он нас кинул при штурме прибрежной зоны у Широкино. Три взвода штурмовали в трех направлениях, и мы в какой-то момент поняли, что ротного рядом нет! Он съебался! Потом говорил, что отправлял в тыл раненого. Но я-то знаю, что раненый был легкий! Я же ему помощь оказывал! Ему осколок стекла чуть порезал ногу, он мог нормально идти, и его эвакуировало достаточное количество людей. Присутствие ротного было не нужно.

И вот это хуйло кидает нас на поле без связи, без нормального подвоза боекомплекта! Мы держим позиции. Все равно держим.

А когда он узнает про мой каминг-аут, который я сделал еще в 2018 году, то начинает меня чмырить.

У Виктора был позывной Француз, и ротный стал называть его «француженкой» натравливал на него других бойцов.

И тут я его вижу в Зайцево-1. Его подразделение должно было сменять наше. Я сплю на койке, в полудреме такой нахожусь. Слышу его голос. Он спустился ко мне в блиндаж. Я узнал его, но не стал просыпаться. Думаю, может, пронесет.

Он меня узнал и бегом к моим командирам. И я слышу, как он кричит вдалеке.

– А вы знаете, вы знаете, кто у вас такой? Он же пидор!

– Ну да, мы знаем, и шо, - отвечают мои командиры, с которыми я прошел уже немаленький путь, пуд соли съел.

И он всрався. Потом ко мне подходит. Я иду и тупо его игнорирую. А он ручку мне тянет.

– Что ты ко мне руки тянешь? — спрашиваю. — После того, как ты пытался настроить против меня командиров, как натравливал побратимов, как кинул нашу роту?

Он пошел, и больше я с ним не общался.

«Д». Много ли ты встречал геев, лесби, би в армии? А то говорят, у нас один показательный гей-военный, то есть ты.

В. П. Я руковожу сообществом «ЛГБТ-военные», и мы просим, чтобы к нам присоединялись новые участники. Открытые, закрытые мы любим всех.

Нас сейчас 350 геев, где-то двадцать девушек и двенадцать трансгендерных военных. У них своя лидерка Антонина. Мы общаемся. Кто-то приезжает на ротацию знакомиться, у нас пары образовываются.

А возвращаясь к вопросу, много ли нас в армии, я скажу так: много. Я в своем подразделении знал бисексуальных ребят. Но они не состояли в нашем объединении. Есть офицеры-геи. Есть те, кто живет и служит со своими парнями.

Есть и женатые, которые скрывают, что они геи.

А во время войны им не до того. Они занимаются войной.

КАК ЦЕРКОВЬ У ГЕЯ МЕДАЛЬ ОТОБРАЛА

Как развивался конфликт. Патриарх Киевский и всея Украины (УПЦ КП) Филарет отметил медалями за «Жертвенность и любовь к Украине» весь личный состав медицинского пункта 1-го механизированного батальона 72-й отдельной механизированной бригады Черных Запорожцев. Среди них был и Виктор.

Впрочем, после этого в УПЦ КП «передумали». На сайте церкви появился комментарий, в котором говорилось, что награда военного медика аннулирована.

«Среди отмеченных военнослужащих медицинского пункта был и Виктор Пилипенко. К сожалению, на своих страницах в соцсетях он разместил ложную информацию о том, что патриарх Филарет вручил ему награду как открытому гею за правозащиту, и что якобы патриарх Филарет и Киевский патриархат кардинально изменили позицию по ЛГБТ. Это откровенная ложь и манипуляция»

Спрашиваю Виктора, что это было.

В. П. Я атеист. Я когда-то был верующим и ходил в церковь. А сейчас уже атеист.

«Д». А почему поменялось мировоззрение?

В. П. Люди, которые искренне верят и еще читают книги, рано или поздно приходят к атеизму. Я в свое время прочел Ветхий и Новый заветы, интересовался историей христианства. А когда поехал на Ближний Восток, увидел миллионы людей, которые верят в совсем иные религии. И это не только ислам. Я общался с индусами, у которых свои верования. Я понял, что люди сходят с ума каждый по-своему. И утверждать, что есть один Бог, это… сказки народов мира.

«Д». У тебя много знакомых священнослужителей?

В. П. Да, конечно. Есть священники гетеросексуальные, но которые считают, что быть геем нормально и церковь должна это принимать. Общаюсь с экзархом православной церкви, который не побоялся и поддержал ноту геев, за что поплатился. Его отлучили от церкви.

Я встречался со своим партнером. Мы ходили в гей-сауну, и у меня был даже секс со священником.

Я, впрочем, не знал, что он священник. Я только потом, когда мы одевались, увидел сутану. И он такой был голодный. Видимо, воздерживался долго.

Про бурсы и их гей-оргии у нас уже легенды ходят. А про одесских попов больше всего говорят. Я не знаю, отчего. Это всем известно. Церковь притягивает закрытых гомосексуалистов. Там есть мужской коллектив. Там ты можешь найти таких же, как и ты сам.

И те геи, кто приходит туда, начинают раскаиваться в своих содомских грехах. Но природу не обманешь. Плюс, ты видишь там точно таких же самых. И по-любому…

«Д». Не согрешишь, не покаешься?

В. П. Да! Есть чудесный христианский инструмент — покаяние. А потом снова грешишь и снова каешься. А потом повторы становятся все чаще!

Виктор смеется.

«Д». Правда ли, что ты стал троллить церковь после получения награды и потому-то церковь отобрала ее у тебя.

В. П. Нет. Это выгодная отмазка, чтобы выставить меня в свете такого неблагодарного.

Они не знали, дескать, что я открытый гей и ЛГБТ-активист. И еще один лицемерный нюанс. Когда ты награждаешь кого-то, то ты знаешь его в лицо. Его имя, его подвиги. Ты знаешь, за что ты его награждаешь. Ты хотя бы интересуешься, кому ты отдаешь медаль, в книжечке о которой ставишь подпись и печать.

А они раздают эти медальки по 50 гривен штука, пачками. Засевают, как перед выборами гречкой.

И кто-то может сказать: «Ого, мне сам Филарет медаль дал! Буду в его церковь ходить!» (Украинская православная церковь Киевского патриархата третья в стране конфессия по числу верующих после Православной Церкви Украины и Московского патриархата, и наименее влиятельная из трех, — Ред.).

Политики так же делают. Я не удивлюсь, если завтра Юлия Тимошенко все начнет засевать своими медалями.

Медаль для меня – это про заслуги. У меня есть за оборону Мариуполя в 2014 году. Я считаю, она заслужена. Но я ее не ношу. Мариуполь просрали, и мне совестно носить медаль. Нихера не отстояли и не победили.

Потом есть медаль за штурм Казачьей Лопани, государственная награда после обороны Павловки.

Еще за участие в АТО и полномасштабку.

Я знаю, за что я их получил. И как заслужил. Потом и кровью. Все эти неофициальные медальки от политиков, от попов – это очень неэтичная вещь.

Но! Я поблагодарил. Я написал: «Я не буду эту медаль носить, но я буду держать ее на почетном месте».

Знал ли Филарет, кому давал эту медаль? И я вспомнил эту историю про то, как он обвинил геев в эпидемии коронавируса. И потом на следующий день сам же и заболел. Вспомнил Санжары. Когда камнями закидывали автобусы. А тут еще Филарет заявляет, что геи принесли этот коронавирус!

Я себе представляю, во что это могло вылиться для обычных ЛГБТ-людей. Все эти священники фактически призывают к насилию, когда они провозглашают открытую гомофобию.

И ЛГБТ-сообщество подало против него иск, но, увы, суд не увидел в этом ни языка вражды, ни дискриминационных призывов к насилию.

Но я в своем посте вспомнил эти его слова. И написал, что я расцениваю, что меня наградили как защитника ваших жоп. Значит, вы цените то, что я вас защищаю, раз вы даете мне за это медальку. Значит, вы изменили отношение ко мне? Спасибо вам за это!

Понятное дело, я понимал, что это не так. Филарет просто не знал, кому он эти медальки раздает. И проверку на вшивость они не прошли. Более того, меня обвиняют, что я протроллил церковь. Я просто показал им их настоящее лицо. Даже не столько им, как обществу.

В то же время украинцы, кажется, становятся все цивилизованнее и толерантнее. Согласно исследованиям Киевского международного института социологии по заказу Национального демократического института, в ноябре 2023 года правовое равенство для ЛГБТК-людей в целом поддерживало 72% украинцев (полностью — 41%, скорее — 31%), право на регистрируемое гражданское партнерство для однополых пар - 59% (полностью — 27%, скорее — 32%), право на однополые браки — 46% (полностью — 23%, скорее — 23%).

С августа 2022 года по ноябрь 2023-го поддержка правового равенства для ЛГБТК-людей выросла почти в полтора раза — с 54% до 72%.

Я, если честно, не поверил исследованиям и решил посмотреть на комментарии под этим очерком. Напишут ли читатели то, что и два года назад? Или нет?

Автор — Дмитрий Жогов