Чем пахнет ворвань? История одесского китобоя: женщина, Брежнев и изменившая судьбу публикация в прессе  

Специальный корреспондент «Думской» Дмитрий Жогов решил погрузиться в биографию знаменитого земляка – организатора китобойного промысла с персональным званием Генеральный директор флота рыбной промышленности III ранга Алексея Соляника.

«—  Что это, атомная тревога? —  спрашивает перепуганно девчонка-иностранка: возле Дюка — шум, гам, бумкает духовой оркестр, гудки судов.

—  Нет, —  досадливо отвечает ей советский парнишка. —  Это «Слава». Вон, у маяка, ход замедляет. Сейчас подойдет к 25-му причалу! Она всегда к нему подходит!»

Из худфильма «Иностранка»

Есть у меня хобби — лазать по интернет-аукционам, где торгуют антиквариатом, и выискивать разные разности. Я, конечно, не богач, резной буфет викторианской эпохи себе позволить не могу, но изредка попадаются смешные, дешевые, редкие и никому не нужные вещи.

Когда увидишь их —  словно на фотобумаге в ванночке с проявителем, начинают возникать образы, казалось бы, уже отбракованные и похороненные в архивах памяти навсегда.

И ты восклицаешь: «Бог мой! Эта штука была же у нас! На серванте стояла!» —  и волей-неволей тянется рука купить за бесценок кусочек детства.

Так я стал «счастливым» обладателем гипсового деда Щукаря в лихо заломленной казацкой фуражке. Он пускает дымок из вставленной в дырочку рта цигарки.

Купил. Дал Щукарю попыхать папироской.

Или вот книга «Волшебник Изумрудного города» с иллюстрациями Владимирского 1959 года. Она у нас стояла прижатая «Хоббитом» и «Моби Диком», с подклеенным корешком и закладками, сделанными из газеты.

Купил. Перечитал. Прослезился.

А вот старый, советский, бенгальский огонь. В детстве, помню, стрелял колючими искрами и испускал дымок с противным запахом!

Купил. Зажег. Втянул ноздрями. Закашлялся. Он поискрил, поколол огоньками, но что вам сказать: нынешние китайские побольше, подлиннее и лучше искрят.

Недавно сидел, лениво листал интернет-страницы аукциона: ГДРовский фарфор, пионерские вымпелы… И тут… подшивка газеты «Советский китобой» и какие-то старые документы. Присмотрелся. Мать честная!

Телеграмма с парохода «Слава»! На пожелтевшей бумажной ленте —  печатные, выцветшие от времени буквы: «Феликс китобойце прошел десять тысяч миль, тропики бурные сороковые южные широты, сейчас на месте всем экипажем десятки колотит огромных голубых морских великанов будет хороший коряк…».

Внизу подпись: «Соляник»

Я ахнул. Это же, это же НАША ИСТОРЯ, ПАЦАНЫ! К продавцу:

—  Откуда у вас такое?

Он раздраженно отвечает:

— Брать будете?

—  Буду, буду!

Вы знаете, как пахнет ворвань? Вот и я нет.

Однако еще есть в городе те, кто помнит, что когда в порт заходила китобойная флотилия «Слава», ворванью здорово шибало в нос, ею воняло даже у Дюка. Запах полз по городу и выхватывал со дворов людей. Толпы бежали в порт.

Все пирсы были заполнены народом, бывало, что кого-то в толчее и спихивали в одежде в воду. Милиционеры строго следили, чтобы одесситы-охотники салютовали из ружей, заряженных исключительно пыжами. Веселился и ликовал весь город.

Когда гарпунер ехал домой, то брал два такси. На первом он сам, на втором —  его фуражка. Шиковали!

Надо сказать, что китобазы «Советская Украина» и «Советская Россия» были самыми мощными в мире. Для послевоенной экономики китобойный промысел был жизненно необходим. Жир китов применялся в пищевой, кожевенной, мыловаренной и других отраслях промышленности. Капитан и директор китобойной флотилии «Слава» Алексей Соляник рапортовал, что один рейс заменял забой больше двух миллионов овец.

Спермацет кашалота и амбра шли в парфюмерию. Из мяса китов делали колбасы, консервы, из печени извлекали витамин А, из мозга —  инсулин.

Соляник жил в Одессе. Баловень советской номенклатуры. Как Гагарин или Чкалов. Он мог отрапортовать товарищу Сталину, что загарпунен первый кит. Он слал огромные телеграммы в ЦК. Он потряс капиталистический мир. В гости к «Славе» шли во всех странах. Кают-компания была приветливо открыта, советские моряки общались и демонстрировали условия быта и труда. Дарили туземцам портреты Ленина и Сталина. В ЮАР ободряли темнокожих, устраивали с островитянами охоту на обнаглевших акул.

Это был плавучий агиткорабль, приносящий стране (в начале 1950-х) более 80 млн рублей прибыли.

Я купил эту телеграмму и старые фотографии Алексея Соляника. Он стоит самодовольный, чуть улыбаясь, в шинели и офицерской шапке, изготовленной из белой цигейки.

Про китобойную флотилию «Слава» были написаны художественные книги, сняты фильмы, поставлена оперетта «Белая акация», песня из которой стала уже при независимости гимном нашего города.

И о нем… забыли?

Я открыл Интернет, и буквально тонны информации о Солянике затопили меня. Но одно «но». Свежих, хотя бы годичной давности публикаций не было. В 2017 году, на 70-летие китобойной флотилии, с десяток стариков из «Антарктики» встретились на могиле Алексея Соляника. Об этом сделала репортаж одна телекомпания. И тишина…

А ворвань пахнет белым медведем. Об этом я тоже вычитал в Интернете.

МУЗЕЙ ОДЕССКИХ КИТОБОЕВ В КИШИНЕВЕ

Кто не знает Неда Ленда? Гарпунера в рваном свитере и со шрамом на лице, «который по твердости руки и верности глаза стоил всего экипажа». Его «можно было уподобить мощному телескопу, который одновременно был и пушкой, всегда готовой выстрелить».

Кто не следовал, затаив дыхание, за капитаном Ахавом, выслеживающим неуловимого Моби Дика?

Отважные китобои и их опасный промысел воспеты во многих фильмах и книгах.

Но когда читаешь о похождениях наших одесситов-китобоев, реальных похождениях, не выдуманных —  мурашки ползут по телу!

Да вот хотя бы, например: во время первого похода они попали в шторм! Судно мотает, и студеные валы перекатывают через палубу, вспениваются чуть ли не у мостика, а моряки по-крабьи бегают по палубе —  закрепляют тушу кита. Тут лопаются тросы, и огромное тело ползет на матроса-резчика. Тот сиганул в бушующий океан. Спасли.

Еще одного матроса волной смыло за борт, а другой тут же вернуло.

Ночью разбушевавшиеся волны смыли со швартовой палубы кочегара. Его подняли через 68 часов. И это только в первом рейсе!

Океан крестил китобоев. Пробовал на зуб. Но тогда, в первом рейсе, никого не забрал. Смерти начнутся позже.

Второй рейс. Я, с вашего позволения, процитирую:

«Охотники (суда, — Ред.) зарывались до топов фок-мачт, становились дыбом, обнажая шершавое от наросших моллюсков днище, крен достигал 50 градусов, даже на плавбазе заливало бак. Охотники покрывались ледяным панцирем. Палубные команды скалывали раштовками лед, борясь за жизнь китобойцев и свои собственные; сорванные с вант ледышки секли в кровь лица. На плавбазу привозили пострадавших с ветровыми ожогами лица. Казалось, конца краю не будет этой круговерти. Наконец, Алексей Соляник написал вязаным бисером в вахтенном журнале: «Отштормовав, флотилия продолжила активную охоту».

Это из книги моряка, писателя и журналиста Владимира Каткевича.

Норвежцы, выступившие учителями наших китобоев, были поражены и немного обескуражены: ученики быстро догнали и превзошли учителей.

Об охоте на китов много писалось, мы не будем повторяться. Но возникает вопрос. Да, сейчас в большинстве стран мира китобойный промысел запрещен, но во всем мире есть музеи, посвященные его истории. В маленьком тихом рыбацком поселке Каникал, на Мадейре, расположен замечательный большой музей.

Еще один музей китобоев (Bedford Whaling Museum) находится в США —  в Нью-Бедфорде, штате Массачусетс. Город издавна славился китобойным промыслом. Там внушительное здание.

На Азорских островах тоже есть огромная коллекция. Не застекленный стендик в закутке, а стоит целое здание со скелетом кита внутри. Кто хочет, может и онлайн-экскурсию заказать.

В 1960-х в одесском парке «Победа» (сегодня это Дюковский сад) был большой павильон. Перед входом стояла гарпунная пушка и двухметровая арка из усов кита. Музей китобоев.

Давно уже его нет.

Говорят, в Кишиневе живут китобои, работавшие на «Славе». Собирают какие-то артефакты. Готовятся к открытию музея.

А у нас разве что мемориальная табличка, установленная в одесском порту в память о китобоях флотилий «Слава» и «Советская Украина», которые не вернулись из рейса. Там хватает фамилий.

Почему так? Может, поэтому?..

НЕВОЗМОЖНАЯ СТАТЬЯ

В 1965 году во второй по тиражам газете Советского Союза «Комсомольской правде» выходит статья Аркадия Сахнина «В рейсе до и после». Речь в ней шла о походе «Славы» в тропики. Статья была откровенно хулиганской, «аховой». Так писали о врагах народа или о фашистах-капиталистах.

И она была ошеломляющей. Про народного героя! Все равно как написать, что Стаханов — запойный алкоголик.

О Солянике и его жене писалось следующее: «…вернее, она —  марсовый матрос. Она очень смеялась, когда ее назначили марсовым матросом и выдали настоящее удостоверение». Еще там было о смертях китобоев.

«Антарктическая флотилия охотилась за кашалотами в тропиках, —  рассказывает автор. — Моряки жирзавода завидуют палубе. Там, наверху, на палубе, легко. Там температура пока не поднималась выше сорока пяти градусов. А внизу, в жирзаводе —  до шестидесяти пяти. На палубе легче. Там газы не застаиваются. И уж если совсем невмоготу человеку, может к борту подбежать, глотнуть свежего воздуха. А тут бежать некуда. И отравленному воздуху деваться некуда. Соляник не побеспокоился поставить специальные установки».

Разгромная статья в главном печатном органе страны могла означать одно —  немедленную опалу, вплоть до ареста, суда и тюрьмы. Раз написано там, значит, согласовано со всеми вышестоящими организациями.

Но за Соляника заступаются одесситы. Возмущаются. Пишут гневные письма. Первый секретарь одесского обкома Михаил Синица (тот, который якобы мост построил, чтобы к теще своей ходить) говорит: «Статья переврана. В ней все факты недостоверны!».

Автор статьи —  журналист, фронтовик. За него заступаются сотрудники «Комсомолки», но признают: в этой небольшой статье, а он проплавал на «Славе» полтора месяца, Аркадий Сахнин завысил температуру в разделочном цехе плавбазы.

Говорилось о шестидесяти пяти градусах жары. Прочли ее, между прочим, в Международной организация труда (МОТ). И тут же последовал протест за нарушение прав человека, Советскому Союзу грозила проверка МОТ и крупные штрафы —  в том числе за крупномасштабный вылов китов, нарушающий международную конвенцию.

Сравнительно молодой Брежнев, он только стал первым секретарем, воспринял этот инцидент как своеобразную пробу его на зуб, организованную «старой гвардией».

А может, это был пробный шар журналистов, мечтавших о большей независимости? Какой он, первый секретарь? Разрешит вольницу или нет?

Брежнев решил наказать и тех и других.

Из стенограммы заседания секретариата ЦК КПСС:

«Тов. Брежнев:

—  Да, нелегкое решение мы принимаем. Но, взвесив все стороны дела, в целях воспитания, секретариат ЦК КПСС решил освободить вас, тов. Соляник, от должности генерального капитан-директора флотилии. Думаем, что это явится для него хорошей школой и он учтет».

Позже свидетели того заседания напишут:

«Все стали выходить. Брежнев подозвал к себе главного редактора «Комсомольской правды» Юрия Петровича Воронова. Мрачно сказал ему:

— Критиковать критикуйте, но не подсвистывайте!».

Юрий Воронов был наказан весьма странно. Его «сослали», страшно подумать, на 16 лет в ФРГ заведующим корпунктом «Правды».

ДАНДИ КРОКОДИЛ

Сын Соляника, шкипер Алексей Соляник-младший, в 2007 году покинул Одессу на своем тримаране «Гольфстрим» и с тех пор бороздит просторы мирового океана. Он совершил множество походов, в одиночку пересек Атлантический океан.

Это я прочел в Интернете. И спустя несколько дней поисков вышел с ним на связь.

Соляник-младший, уходя от шторма, обмолвится со мной парой фраз, полавировал между островами и стал на якорь в какой-то бухте. Каким маленьким стал земной шар!

Раньше раз в полгода придет телеграмма от моряка, в газете «Моряк» напишут, что такой-то такого-то должен быть в Сингапуре —  и то хорошо.

А сейчас —  раз, два и связался. И вот уже перед тобой сочная картинка.

Алексей удивительно похож на Данди по прозвищу Крокодил. Помните, охотника из старого фильма? Такой же загорелый. Причем загар моряцкий. Когда улыбается, на лице выступает сотня морщин.

Данди Крокодил — Алексей Соляник-младший

Он слегка покачивается вместе с яхтой:

—  Я тут, на яхте, живу!

Сразу беру быка за рога. Спрашиваю, правда ли написана в статье «Комсомолки»?

—  Написана-то правда! В том смысле, что люди, действительно, умирали в рейсе. Но вопрос, почему они умирали? Умирали они потому, что сердце не выдерживало. А сердце не выдерживало потому, как медкомиссию проходили левым образом. Так что, тут, скорее, виноваты те врачи, которые их туда пропускали.

Люди с гипертонией туда шли. Тут же понятно: самая высокооплачиваемая работа тогда была. Мне об этом папа рассказывал. Они там взятки платили и проходили. А при температуре плюс 40 в жировом цехе гипертоники там… Два-три трупа привозили с рейса.

— Отец сильно переживал, когда это случилось?

—  Я не знаю, был еще маленьким. А потом он считал это закономерным явлением. Что касается жены, то тут чисто человеческая зависть. Он женился на молодой девушке. И с ней проводил время на мостике. Он взял ее с собой в рейс. Мог кого-то другого устроить, а устроил свою жену.

Что там случилось, я не знаю. Могу только предполагать. Приехал корреспондент. Может, даже с конкретной задачей —  написать отрицательную статью. Очень может быть такое. А может и нет. Возможно, просто приехал журналист взять самое обычное интервью. В это время была какая-то производственная необходимость быть отцу на мостике. Он и сказал: «Вы пойдите, возьмите интервью у помполита, я занят». Журналист и обиделся. На него не обращают внимания! А в коллективе тоже обиженных хватало. Как в любом коллективе… А там тысяча человек на базе, если не больше. Поэтому кто-то сказал: «Вот он свою жену берет в рейс! А мы не можем. Он с ней, а мы тут умираем!». И вышла короткая статья. Дескать, пока люди умирают внизу, он развлекается.

Голос Алексея чуть дрогнул:

—  Сказать, что это было совсем не так —  это неправильно. Он-то ее брал. Сказать, что люди из-за этого умирали —  наверное, глупо.

Просоленный морем моряк. Идет от острова к острову, сдает тесты на «ковид», запасается провизией и снова в море. Смотрит, как ночью фосфоресцируют огромные дружелюбные киты, как они всплывают, оставляя темные, тяжелые круги, взмахивают грациозно, словно танцуют, многотонными плавниками, отчего яхта покачивается.

—  А убивать китов нельзя: наубивались уже, — говорит Алексей.

ПРАВДА ПРО БАССЕЙН

Встречаемся с внучкой капитана Марией Соляник в маленьком уличном кафе возле «Книжки». Мне сказали, что она самая активная из всех родственников —  ищет и коллекционирует сведения о деде и лелеет мечту воссоздать музей китобоев.

Мария Соляник

Мария выкладывает на стол большие панорамные снимки «Славы», сделанные, наверное, с самолета, вырезки из мировых газет. На старых газетных снимках —  смеющаяся одесситка. Это жена капитана Светлана Соляник. Та самая.

—  Алексей Николаевич был женат три раза, —  рассказывает Мария. —  И Светлана —  его вторая жена. Фотографии мы сперва планировали отдать в музей при «Рыбке» (Одесский мореходный колледж рыбной промышленности имени Алексея Соляника, — Ред.). Но китобои очень хотят сделать свой музей. Была надежда, что восстановится наш музей морфлота. Но там кот не валялся.

Она вздыхает и продолжает подкладывать фото:

—  А вот цветные фотографии разделки туш китов… — передо мной кроваво-багровые снимки. Пенится кровь, смываемая с палубы из шлангов. —  На это смотреть современному человеку, который понимает, что это за животные, тяжело. Сейчас другое отношение к этому.

—  А что писали зарубежные газеты о Светлане?

—  А про Светлану писали, что это, мол, 25-тилетняя жена советского командора. Ему на тот момент было 54 года, большая разница в возрасте. Она была классическая блондинка. Молодая, красивая.

Мария Соляник

От себя добавлю, что об их любви ходили самые разные легенды и слухи. Один из студентов одесского Политеха так описывает Светлану:

«Была осень. Весь наш курс, по обыкновению, послали в колхоз на уборку кукурузы. Нужно было проходить по бесконечным рядам кукурузных стеблей и обламывать початки. Я высматривал Светлану на соседнем участке. И тут неожиданно над полем появился голубой вертолет. Он покружился над нами и начал снижаться.

Вертолеты в 50-х годах прошлого столетия еще были в диковинку, неудивительно, что студенты бросились к тому месту, куда шла на посадку «голубая стрекоза». Я был ближе всех и увидел, как выбросили трап. По ступенькам стал спускаться человек в белоснежном морском кителе, с бутылкой шампанского в одной руке и тортом в другой. Кто-то остановился подле меня и шепнул: «Капитан Соляник».

Потом рассказывали, что Соляник повернул флотилию назад в иностранный порт, потому как Светлане понравилась шубка в тамошнем магазине».

Мария утверждает, что об истории с шубкой она даже не слышала.

— Я хотел бы поговорить о статье в «Комсомолке»…

— Статья была политической и заказной, — отрезает Мария Соляник. — Алексей Николаевич многим мешал. Он не разрешал никого «проталкивать». Профессия китобоя была одной из самых высокооплачиваемых. Он в этом плане был очень строгим. Никаких «волосатых рук». Но сами китобои отзываются о нем как о прекрасном руководителе.

Вдруг Мария вспыхивает:

— Вы помните, в статье было описание бассейна? Сейчас я вам докажу, что статья неправдивая!

Выдержка из статьи Аркадия Сахнина в «Комсомольской правде» 1965 года:

«Резвились, гоняясь друг за другом, и прыгали в купальный бассейн, сооруженный на аварийном мостике, Светлана и Соляник. Бассейн — сюрприз Светлане — сделан по приказу Соляника и под его руководством ремонтными бригадами в пути. Я видел этот бассейн, выложенный белой метлахской плиткой, с наружным и внутренним трапами, с красиво изогнутыми перилами. Жалкими и ненужными кажутся возле него гирокомпас и другие приборы управления судном. Надругался А. Соляник над верхним капитанским мостиком, над китобоями. Так они считают».

— Я сейчас покажу вам фотографию этого бассейна, — говорит Мария. — Вы увидите, насколько был эмоционально подкрашен текст!

Честно скажу: увидев неказистый бассейн, чуть больше ванны, похожий на железный ящик, где вдвоем тесно, с ржавыми потеками по бокам, я подумал, что Аркадия Сахнина что-то крепко приперло, что он так зло описал этот злополучный ящик.

Может, он действительно показался ему шиком? Житуха-то послевоенная была весьма суровой.

Из стенограммы заседания секретариата ЦК КПСС:

«Тов. Брежнев:

— Зачем надо было строить бассейн и не пускать туда людей? Кто вы такой? Лучше было бы сделать наоборот: пусть люди купаются в этом бассейне, а вы стояли и радовались бы со стороны, что людям созданы такие условия. Это хамство, нехороший поступок, тов. Соляник.

Тов. Соляник:

— Это неправда, Леонид Ильич.

Тов. Брежнев:

— Ну, может быть, это и неправда, не будем сейчас вдаваться в детали. Слава иногда кружит голову. Зазнался, по-видимому, да, Соляник?».

— Это была запланированная акция! — говорит Мария. — Сам Алексей Николаевич не был богатым человеком. Не было никакой роскоши вокруг него. Была черная «Волга», но на ней больше Светлана настаивала. Сам Алексей Николаевич очень тяжело переносил то, что было потом. Ему не просто сделали выговор. Его полностью сняли. И он потом работал капитан-директором океанской базы, организовывал промысел ракообразных в Индийском и Атлантическом океанах.

А со Светланой они расстались. Третья жена у Алексея Николаевича была очень известным врачом–гинекологом в Одессе. Брак был статусным. Они оба были в солидном возрасте. Алексею Николаевичу было сильно за 60. Ей тоже.

Когда он умер, Марии достались его дневники. Соляник был очень аккуратным, но «техничным» человеком — детально описывал каждый прожитый день, причем без мыслей и каких-то идей.

Писал о своем здоровье: «Сердце сегодня не болит. Чувствую себя хорошо». Барометр показывает столько-то.

Он вел вахтенный журнал своего здоровья. Он словно был составляющей частью корабля!

— Наверное, есть смысл создать Фонд поддержки китов. Компенсировать как-то их смерти, — говорит Мария Соляник.

Алексей Николаевич Соляник родился в 1912 году в Уссурийском крае в семье фельдфебеля артиллерии Николая Ивановича Соляника, осевшего там после русско-японской войны. Украинец, семья происходила из села Софиевка нынешней Днепропетровской области. С 14-летнего возраста стал ходить в море на лов сардины на маломерных парусных судах. Окончив семилетку, нанялся штурманским практикантом на учебное судно «Индигирка» Владивостокского морского техникума. В 18 лет получил диплом судоводителя маломерных судов и был назначен старшиной парусно-моторной шхуны «Усть-Камчатка», на которой проработал две летние навигации. Продолжал заочное обучение, и в 1931 году получил диплом судоводителя судов до 200 тонн.

В 1931-19935 годах работал в управлении инженеров морских сил Дальневосточного края, в 1935 году переведен в Главвостокрыбпром на промысловые суда. В 1936 году сдал экзамены на звание штурмана малого плавания, а в 1937 году — штурмана дальнего плавания. В 1938 году в межпутинный период сдал экзамен по специальности девиатора магнитных компасов. В апреле 1938 года назначен капитаном зверобойного судна «Налим», на котором провел две навигации в Охотском море.

В 1940 году отслужил курсы-сборы Тихоокеанского флота с присвоением воинского звания младшего лейтенанта, в том же году получил диплом капитана дальнего плавания и был назначен капитан-директором плавучего крабоконсервного завода «Анастас Микоян», на котором провел две путины.

В декабре 1941 года переведен на пароход «Ительмен», обслуживавший рейсы из Владивостока в Канаду, США и обратно с грузом для советских военных. В октябре 1942 года Наркомрыбпромом СССР был назначен капитаном на плавучий завод «Всеволод Сибирцев», который перегнал в Портленд на капитальный ремонт. С ноября 1942 года вошел в состав советской правительственной закупочной комиссии (СПЗК), оставаясь в США до 1945 года. В этот период он в совершенстве освоил английский язык, сдав в марте 1945 года экзамены в языковом техникуме СПЗК.

После войны был назначен капитан-директором китобойной флотилии «Слава». 12 июля 1950 года Солянику было присвоено персональное звание «Генеральный директор флота рыбной промышленности III ранга». В 1958 году, совершив 13 рейсов на китобазе «Слава», моряк был назначен председателем государственной приемной комиссии по приему от Николаевского судостроительного завода им. Носенко новой китобойной базы «Советская Украина» и одновременно ее капитан-директором.

После разгромной статьи в «Комсомольской правде» был отстранен от должности, после чего его назначили капитан-директором океанской базы, занимавшейся промыслом ракообразных в Индийском и Атлантическом океанах, где он работал до 1972 года. С 1972 года назначен капитан-директором научно-поискового судна «Чатыр-Даг» (Керчь). В 1978 году перенес инфаркт. В 1979 году Соляник был переведен в Черноморское производственное объединение рыбной промышленности «Антарктика», где занял должность начальника кабинета военно-морской подготовки. Там он и работал до смерти в 1984 году. Похоронен в Одессе на Втором христианском кладбище.

Обычно в журналистском расследовании слово предоставляется двум сторонам конфликта. Соляника будут защищать и родственники, и одряхлевшие китобои с прозрачно-голубыми от старости глазами. И гимн города будет звучать на Думской площади из оперетты о китобоях «Белая акация» тоже назидательно и грустно.

С журналистами же, посмевшими посягнуть на героического капитана, поговорить не довелось. Уже умерли.

Но самым главным врагом прославленным китобоям будет ВРЕМЯ. И нежелание какой бы то ни было местной власти приумножать гордость Одессы. Правильно и горько сказала Мария Солянико о нашем сгоревшем музее морского флота: «Кот не валялся».

Сейчас все меньше тех, кто помнит, как встречали «Славу»…

Китобои, седенькие, с палками в руках, приходят к могиле Соляника, но с каждым годом такие встречи все малочисленнее.

Сгубила ли лихого капитана его самоуверенность, любовь к жизни и бесстрашие? Или бахвальство и лихость? Или подковерные игры кремлевских старцев? Я не знаю.

Зайдя на интернет-аукцион, я таки купил себе сувенир. Китовый ус в виде цветочка. Такие в 1960-е в каждом одесском доме стояли.  

Автор – Дмитрий Жогов, фото из личного архива Марии Соляник