Фронтовые байки: как учитель химии оккупантам громкий сюрприз устроил

Продолжаем публиковать очерки фронтового корреспондента «Думской» Георгия Ак-Мурзы. Несмотря на то, что все сюжеты построены на реальных событиях, а в некоторых случаях Георгий сам был очевидцем описываемых событий, а иногда даже участником, автор упорно продолжает называть свои рассказы «байками».

Начало большой войны Юрий Иванович банально проспал. Накануне расписание занятий в колледже, где работал 63-летний преподаватель химии, изменилось, пары по химии поставили на два часа позже. Не воспользоваться такой чудной возможностью поспать лишний часок Юрий Иванович просто не мог. О чем позже пожалел, конечно.

Утро 24 февраля выдалось серым и промозглым – обычная в принципе погода для южноукраинского районного центра, где последние пятнадцать лет жил Химик (с большой буквы), как любил сам себя называть Юрий Иванович. Лишь выйдя во двор, он обнаружил странную сумятицу – соседи, суетясь, выносили домашний скарб и беспорядочно запихивали баулы и сумки в тесный кузов своего минибуса.

- Иваныч, ты как, собираешься ехать? Если что, давай с нами, потеснимся! – окликнул его сосед, грузный и основательный Толик, глава большого и шумного семейства из 45-й квартиры.

- Куда? Зачем? Зачем ехать? Что вообще происходит? – пытаясь свести нити увиденного в единое целое, несколько замедленно спросил Химик.

- Война, Иваныч! Русские все-таки напали. Мне свояк звонил из бригады морпехов, русские прорвали фронт, через несколько часов у нас будут. Прут как бешеные! Давай, бери шмотки, и поехали отсюда! – смахнув пузырьки пота с широкого лба, крикнул сосед.

- Э, как война? Куда ехать, к кому? Я не могу, да и занятия в колледже у меня. Студенты ждут! – заторможенно ответил Химик.

В его голове медленно прояснялся, как на старинной фотопленке, ужас происходящего. Собственно, о грядущей полномасштабной войне говорили накануне много и часто. Но, как и многие другие, преподаватель химии всерьез не воспринимал тревожные слухи и предупреждения, считая их информационной шумихой, предназначенной для отвлечения внимания обычных граждан от чего-то более важного, другого.

Занятия в колледже отменили – завуч пояснила, мол, колледж готовится к эвакуации: «Звонили из министерства, приказали собрать все что можно и выезжать. Преподавательскому составу дадут автобусы, кто хочет из студентов, тоже могут грузиться и ехать».

Ехать Юрию Ивановичу было некуда. Да и незачем. Жена Катя умерла пять лет назад, могила ее была на кладбище рядом с дачей Химика. Приходя к ней, пожилой учитель подолгу молча сидел у надгробия, красил скамейку со столиком, высаживал цветы. И рассказывал Кате все-все, что узнавал по телефону об их дочке Ксюше. Ксю, как называли девочку в семье, семь лет назад вышла замуж за офицера и жила где-то на востоке Украины. Слово «где-то» было самым точным определением, так как муж Ксюши был каким-то крутым спецназовцем и семья то и дело переезжала с места на место.

Следующие несколько недель промчались для Химика как во сне. Колледж закрылся, соседи уехали. Постепенно стало трудно с продуктами, доставать их можно было лишь на рынке – скудными припасами и лекарствами втридорога торговали все, кто остался в городке. Магазины были пустынны, на прилавках ничего не было.

Чужие – российские военные — появились в городе уже на следующий день после начала вторжения. Люди в тусклой пятнисто-зеленой форме болотного оттенка по-хозяйски разъезжали по райцентру, заходили в пустующие здания. По вечерам сбивались в немногих открытых кафе, шумно галдели и слушали музыку, о существовании которой Юрий Иванович успел позабыть: Успенская слезно умоляла маму простить ее за то, что родилась воровкой и ходила с вором, а Михаил Круг просил наколоть ему купола.

Часто шансон перемежался шумными звуками лезгинки, которую включали россияне из числа выходцев с Кавказа — обвешанные оружием, подобно новогодним елкам. Как правило, бурные попойки чужих завершались хоровым пением под караоке песни «Офицеры, офицеры, ваше сердце под прицелом».

Дачу Химика, как и многие другие частные дома, чужие заняли. Придя на «фазенду», Юрий Иванович столкнулся с дюжим парнем, лоб и щеки которого были густо усеяны крупными красными прыщами. Прыщавый, равнодушно посторонившись, пропустил Химика в садовый домик, предупредив: мол, строение временно «реквизировано» под нужды российской армии.

- Дед, шмот свой забирай, бери, что нужно. Мы тут поживем малехо, за дом не ссы, не спалим. А за беспокойство денег дадим, в накладе не останешся.

Прыщавый сунул ворох скомканных разноцветных рублей в нагрудный карман куртки Химика.

По полу комнаты Ксюши были рассыпаны ее детские рисунки, под подошвами хрустели остатки разбитых детских поделок – чужие сгребли дочкины вещи с полок, освобождая место под свои рюкзаки и амуницию.

Неуклюже собрав рисунки – на одном из них красовался отпечаток грязной подошвы, Химик сунул их в сумку и, рассеянно оглядев разоренную фазенду, чуть горбясь, вышел из дома. Так и не оглянувшись на компанию оккупантов, сидевшую на корточках с кружками в руках вокруг печки в садовой кухне. Больше на дачу, так нежно обожаемую покойной женой при жизни, Химик не возвращался.

Беда пришла через месяц. Рано утром дверь холостяцкой двушки учителя рухнула от мощного удара. Юрия Ивановича вытащили из постели и, приказав одеться, вывели во двор. Уже в машине Химику надели мешок на голову. Завернув руки за спину и завязав их строительной стяжкой, повезли в неизвестность.

Неделю, две, три? Химик никак не мог после вспомнить, сколько же он находился в темном и сыром подвале, куда его привезли чужие. Мысли путались, день сливался с ночью — допросы велись в самое разное время. Преподавателя вытаскивали в кабинет, где враги в болотной форме, меняясь, пытались вытащить из него все, что он знал о своем зяте.

- Уважаемый Юрий Иваныч! Мы прекрасно знаем все о вашем зяте. Подполковник ССО украинской армии, специалист по диверсионному делу, Алексей Владимирович К., участник боевых действий, ветеран АТО/ООС. Женат на вашей дочери Ксении, которая тоже служит в Вооруженных силах в звании старшего лейтенанта медслужбы. У нас есть информация, что ваш зять бывал перед войной в городе. Жил в гостях у вас, часто общался с вами. Вспоминайте, что говорил зять, дорогой! Куда ездил ваш зять в городе, с кем общался? Может, помните имена и фамилии тех, с кем общался зять? Вы же умный и взрослый человек! Тем более, вы по национальности русский, родились в СССР, служили в советской армии, давали присягу родине. Мы ценим ваш опыт преподавателя. Если найдем взаимопонимание, гарантируем должность ректора нового российского вуза в вашем городе! — задушевно обхаживал его Добрый Таракан, как окрестил про себя рыжего военного следователя Юрий Иванович.

Рыжий «Таракан» на допросах любил затевать задушевные беседы на посторонние темы. Например, как-то признался, показательно оглянувшись, что, дескать, очень любит и ценит украинскую культуру и литературу. И на довольно сносном украинском языке бодро, как на конкурсе чтецов, продекламировал «Каменярів» Ивана Франко.

Беседы с Добрым Тараканом перемежались допросами у Плохого. Второй следователь был похож на первого, как брат-близнец, разве что не рыжий, а брюнет. И вел он «разговоры» в духе сталинского НКВД. На первом же допросе опрокинул Химика, сидевшего на стуле, мощным ударом ногой в грудь. Встав над лежавшим навзничь педагогом, неожиданно визгливым голосом завопил:

- Ты, сука, предатель! Давал присягу советской армии, а потом служил бандеровцам! Вся твоя родня бандеры! Твой зять в плену дал показания на тебя, что готовил тебя как шпиона. Где дочь, сука? Пиши, все что знаешь о зяте! Где служит, звание, часть. Все телефоны, контакты, как общаетесь?

- Но вы же все знаете, мне другой следователь говорил, — пытаясь продышаться от пинка в грудь, прохрипел Химик.

Но его ответы явно злили Плохого, на всех допросах учитель бывал сильно избит. Следователь бил Химика со знанием дела – удары всегда находили болевые точки, отдаваясь потом в сыром подвале тягучей жутью где-то внутри тела и суставах.

Допросы, избиения со стороны Плохого и задушевные беседы с Добрым закончились для Юрия Ивановича довольно неожиданно. В один прекрасный день его без единого слова выволокли из подвала и выбросили полураздетым, голодным и избитым посреди улицы на окраине города. Добравшись из последних сил домой, Химик попытался найти хоть что-то из съестного. Обнаружив прошлогоднюю банку консервированных огурцов, не без труда открыл ее дрожащими руками, поел и провалился в сон прямо на кухонном полу.

На следующий день Химик кое-как приделал выбитую дверь к лопнувшему проему. И сев на кухне, задумался над пачкой Ксюшиных детских рисунков, унесенных с дачи.

Видимо, несколько недель, проведенных в подвале, что-то сломали в нем. Преподаватель кардинально изменил образ жизни, превратившись из отшельника в обычного городского обывателя, пытавшегося выжить. Первым шагом стало обустройство собственного бизнеса на городском рынке – по утрам учитель выносил вручную сбитый из фанеры лоток, который заставлял барахлом. На прилавке Юрий Иванович выставлял гору никому не нужных вещей: электронные китайские безделушки вроде настенных часов, брелков и поющих рыб, старые телефоны, пульты от телевизоров и поломанные детские игрушки – всяких роботов, машинки да танки. Ассортимент, впрочем, вовсе не удивлял горожан: таким торговали многие. Сам город после нашествия чужих превратился в огромную барахолку. Люди продавали все, что имело хоть теоретическую ценность.

Однако были у Химика и другие неожиданно обретенные странности. Вечерами его видели возле баров, где веселились чужие солдаты. Бывший уважаемый преподаватель выпрашивал у них деньги, а потом на потеху подвыпившим оккупантам декламировал стихи. Кто знал, где Юрий Иванович провел несколько недель, считали, что он малость тронулся.

Одним тусклым зимним вечером город М. дрогнул сразу от нескольких мощных взрывов. На воздух взлетело почти одновременно две легковушки местных коллаборантов, грузовик чужих, накануне загруженный до отказа снарядами, и бар, где россияне отмечали какой-то свой праздник. Трупы иностранных военных разбросало нелепыми комками искореженного мяса на несколько сотен метров, а в окрестных домах вылетели все стекла.

Домой к Химику чужие приехали уже через час после взрыва — преподавателя видели возле бара и уничтоженного грузовика. Один из оккупантов, приковавший преподавателя наручниками, показался Юрию смутно знакомым. Да, это был тот самый прыщавый парень, которого когда-то Химик застал на разоренной даче.

Впрочем, уже через пару минут Юрий Иванович понял, что его задержание, скорее, сделано на всякий случай: россияне явно не считали пожилого полусумасшедшего полубомжа способным на диверсию. Наскоро обыскав квартиру, двое военных приказали показать им маленькую кладовку в подвале, где учитель хранил свой немудреный товар.

Спустившись с чужими вниз, Химик неловко открыл дверь в кладовку: наручник на запястье, соединенный цепью с рукой Прыщавого, серьезно сковывал движения. Прыщавый шумно дышал пленнику в затылок, больно оттягивая правую руку преподавателя на себя. Второй военный зашел в крохотную кладовку, ногами перевернул стоявший посередине баул, вывалив его содержимое на пол.

- Так, давай показывай свои сокровища, старик! – издевательски процедил Прыщавый в спину Юрия Ивановича. Химик поежился и потянулся к полкам.

- Сейчас-сейчас, — испуганно выдавил он из себя.

Ребристая рукоятка пистолета, приклеенного скотчем снизу к полке, уже с патроном в стволе и снятого с предохранителя, легла в свободную правую руку учителя. Оружие будто бы само, без воли державшего его человека, рванулось, наводясь стволом на первого чужого. От выстрела военного бросило ничком на вещи, которые он раскидал.

Медленно, словно во сне, как показалось Юрию Ивановичу, он повернулся к Прыщавому, наводя на него ствол. Лицо оккупанта исказилось, Прыщавый отчаянно завопил, но преподаватель не услышал ни звука: уши заложило от первого выстрела. Отдачей дернуло руку со стволом еще два раза, Прыщавый, удивленно закатив глаза, нелепо опрокинулся навзничь.

Юрий Иванович, присев на корточки, пошарил в карманах Прыщавого в поисках ключа от наручников. Чужие лежали бесформенными кулями, на груди только что застреленного россиянина, удивленно уставившегося в потолок уже начавшими стекленеть удивленными глазами, медленно расплывалось бурое пятно.

Сборы заняли всего пару минут. Химик взял с собой лишь детские рисунки Ксюши. Выбраться из города удалось довольно быстро и, из-за суеты после взрывов, незаметно. Да и кому из чужих могло прийти в голову, что полусумасшедший старик собрал из детских игрушек, старых электронных девайсов и тола, которого вокруг оккупированного города, было достаточно, несколько мощных адских машинок. И затем установил их на магнитах в нужных местах.

Но откуда у него пистолет, наверняка спросит читатель. Откуда у пожилого преподавателя, далекого от военного дела, специфические познания — скажем, как обустроить тревожный схрон, приклеив ствол под полкой на случай экстренного ухода?

Впервые выслушав эту историю от знакомого офицера ССО, автор тоже задал эти вопросы.

«Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам», — шутливо ответил цитатой из Шекспира офицер, похлопав автора по плечу.

Много позже, через полгода, мне удалось познакомиться с главным героем этой истории – Химиком. Который и пояснил некоторые подробности.

Еще до войны учитель довольно плотно общался с зятем на темы довольно специфические, но крайне полезные. Юрий Иванович всегда интересовался военным делом и разведкой, но судьба сложилась так, что в военное училище его не взяли по состоянию здоровья. И тогда юноша стал Химиком. Причем с той самой, большой буквы.

Впрочем, до войны скромный преподаватель даже не предполагал, что эти знания ему когда-нибудь пригодятся.

А пистолет Химику удалось очень удачно выменять на десять литров самогона у оккупантов.

Впрочем, это уже совсем другая история.

Автор — Георгий Ак-Мурза