«Где Авель, брат твой?»: коммунистический геноцид, свалка на месте массовых захоронений и безразличие одесситов (фото, документы)  

«Думская» снова обращается к теме преступлений коммунистического режима, совершенных в Одессе и области. Новый материал из цикла «Стахановцы смерти» посвящен трагедии украинских немцев – этнической группы, которая практически полностью исчезла в середине XX века, как и многие другие. Кроме того, мы решили подробнее рассказать об одном из мест массового захоронения жертв репрессий.

В 1926 году в Советском Союзе прошла первая всеобщая перепись населения – довольно объективная, надо сказать. В Одесском округе (нынешняя Одесская область без Бессарабии, но с частью современной Николаевской) проживало тогда 860760 человек, из которых 798712 представляли четыре национальности. Почти половина –356286 человек – были украинцами. На втором месте находились русские – 200565 человек, которым, однако, дышали в затылок евреи, коих было 170451 человек. Четвертым «главным» этносом нашего региона были немцы – 71410 человек. Каждый десятый!

По состоянию на тот же 1926 год Одесский округ делился на 16 районов, у трех из которых были немецкие названия, а в одном немцы составляли большинство. В самой Одессе действовал немецкий педагогический институт, выходили газеты на языке Гете и Шиллера.

С тех пор утекло много воды и крови…

Сегодня, в XXI веке, Одесская область гордо именует себя «самым многонациональным регионом Украины». Редкий чиновник не вспоминает по случаю и без оного о 133 национальностях, якобы мирно уживающихся друг с другом. Но если взять данные последней переписи, 2001 года, то выяснится, что в плане этнического разнообразия территория, которая когда-то входила в состав упомянутого округа, стала куда беднее, чем 93 года назад. В наше время 90% населения Одессы и окрестных районов составляют украинцы (их почти 70%) и русские (чуть больше 17%). Идущих третьими болгар всего шесть процентов, молдаван — пять. Евреев нет и процента, а немцев – лишь одна десятая процента. Куда меньше стало и других групп – армян, татар, поляков.  

Тут впору задать самому себе и всем нам библейский вопрос: «Каин, где Авель, брат твой?».

СВАЛКА

Если на шестом километре Овидиопольского шоссе свернуть на юг и немного проехать по разбитой бетонке мимо пыльных складов и отстойников для фур, легко найти довольно просторный пустырь. В плане он представляет собой неправильный пятиугольник площадью чуть больше трех гектаров. Ничем не примечательная внешне территория, главными обитателями которой сейчас являются бродячие псы да редкие бездомные, собирающие металлолом. Тем не менее это, наверное, одно из самых страшных мест Одессы, если не считать бывшего Лагерного поля…

Когда-то здесь была окраина села под названием Татарка, ныне именующегося Прилиманским. Цвели яблоневые сады, колосились поля, паслись коровы. Сейчас на месте яблонь складские помещения и собачий приют, там, где были нивы — ремонтные мастерские, а через дорогу — шумный аэропорт.

Правда, конкретно в этом месте ничего индустриального нет. Пустырь и пустырь. Трава выше колена, редкие деревья да горы мусора. Так ныне выглядит бывший спецобъект НКВД, на котором сталинские палачи умертвили, по разным данным, от 5 до 20 тысяч одесситов.

Вот уже семь десятилетий на пустыре периодически находят многочисленные человеческие останки, но почему-то до сих пор никому не пришло в голову почтить память невинно убиенных…

Здесь не проходят официальные мероприятия (лишь редкие богослужения) и нет памятника – его заменяет металлический крест, воткнутый потомком одного из погибших, кстати поляком, посреди свалки. Много свежих ям: похоже, сюда регулярно наведываются любопытствующие.

Первооткрывателями страшного некрополя были румынские оккупанты, которым массовое захоронение показали сами одесситы, заявившие, что до войны сюда свозили приговоренных «тройкой» к смертной казни. Румыны провели обстоятельное расследование – работала целая комиссия во главе с судебным медиком Александром Биркле, тем самым, который занимался эксгумацией поляков, убитых коммунистами в Катыни. В ее составе были также представители оккупационных властей и специалисты Одесского университета (те, кто не успел эвакуироваться и продолжал работать при захватчиках).

Пустырь и свалка

6 августа 1943 года Биркле представил «Предварительный судебно-медицинский отчет расследования в Татарке». Согласно документу, исследователи обнаружили 42 братские могилы и признаки еще двух десятков захоронений. В каждой могиле обнаружили примерно восемь десятков тел разной степени сохранности. Всего – примерно 3500 человек, при этом общее количество погребенных комиссия оценила в пять тысяч.

Эксгумировали останки 516 человек, 486 прошли судебно-медицинскую экспертизу, оформленную по всем правилам.

Заключение экспертов было таким. Причина смерти: выстрел в верхнюю заднюю часть черепа, в некоторых случаях — в нижнюю заднюю часть черепа. Стрельба велась из боевых револьверов и пистолетов калибра 7,62 и 5,6 мм с очень малого расстояния (в упор, — Ред.).

Медицинскими методами установлено, что смерть всех этих людей наступила 3,5-5 лет назад. В 43 случаях были найдены документы, удостоверяющие личность. Это позволило сделать вывод, что, по крайней мере, некоторые жертвы были умерщвлены 4,5-5 лет назад (в 1938 году). Личинок насекомых не нашли: очевидно, казни проводились в холодную погоду и тела были захоронены сразу после расстрела. Процесс гниения был замедлен из-за большого количества трупов в одном месте.

У всех 486 исследованных тел были связаны руки за спиной.

Половой состав обследованных — семь женщин и 479 мужчин, из них один в военной форме. Возрастной — шестьдесят человек 20-30 лет, 189 – 30-40 лет, 186 – 40-50 лет, старше 50 лет – 81 человек.

Румыны предположили, что среди найденных людей есть их соотечественники, которых арестовывали на территориях Бессарабии и Северной Буковины, занятых СССР в 1940 году. О страшной находке было объявлено в русско- и украиноязычной оккупационной, немецкой и румынской прессе, журналисты назвали ее «Резня в Татарке», но международного резонанса, подобного обнаруженному в Катыни, она не вызвала. Что, впрочем, объясняется просто: судьбой поляков, попавших в 1939 году в руки коммунистов, тогда интересовались многие, включая руководителей стран-союзниц (в Лондоне функционировало правительство Республики Польша в изгнании), а вот расстрелянными советскими гражданами – практически никто, кроме их родственников. Впрочем, и румыны, которые, вполне возможно, тоже были захоронены на спецобъекте, тогда никого, кроме официального Бухареста, не волновали.

Советская власть на заявления румынских властей по поводу Татарки не отреагировала. Продолжала молчать она и в дальнейшем.

Аналогичным образом, надо сказать, коммунисты относились и к жертвам оккупации, в частности к одесситам, убитым на Лагерном поле (район современной площади Толбухина). Единственный документ, где они упоминаются — отчет «Чрезвычайной государственной комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников и причиненного ими ущерба гражданам, колхозам, общественным организациям, государственным предприятиям и учреждениям СССР», составленный в крайне сжатые сроки после освобождения города. Согласно нему, там умертвили «свыше 25 тысяч мирных советских граждан и их детей».

Ни во время войны, ни после на Лагерном поле не проводилась организованная эксгумация (были только спорадические находки тел во время застройки микрорайона), личности погибших не устанавливались. Информация об обстоятельствах этой массовой казни до сих пор противоречива: по одной версии, людей живьем сожгли в помещениях бывших пороховых складов, по другой — сначала расстреляли, а потом сожгли тела. Неизвестно и точное количество жертв.

Вообще, акты ЧГК составлялись откровенно на глазок: цифры брались с потолка, в ряде случаев оккупантам приписывалось то, что, на самом деле, сделали при отступлении советские власти (например, уничтожение предприятий и объектов инфраструктуры). Настоящее расследование не провели до сих пор: более того, даже намеки о таковом наталкиваются на стену непонимания и даже осуждения.  

Но вернемся к захоронениям на 6-м километре Овидиопольской дороги. В 1989 году вышел указ президиума Верховного Совета СССР «О дополнительных мерах по восстановлению справедливости в отношении жертв репрессий, имевших место в период 30-40-х и начала 50-х годов». Этим актом КГБ обязали срочно найти всю информацию о происходившем тогда, в частности определить места погребения расстрелянных.

15 февраля 1989 года тогдашний руководитель одесского УКГБ (впоследствии он станет первым руководителем регионального управления СБУ) полковник госбезопасности Лев Калинович направляет заместителю председателя КГБ УССР генерал-майору ГБ Георгию Ковтуну служебную записку под названием «О местах захоронения жертв репрессий».

Он информирует шефа, что в архивном деле, хранящемся в управлении, есть копия письма от 12 апреля 1933 года на имя начальника учетно-статистического отдела ГПУ УССР за подписью заместителя начальника одесского областного отдела этого карательного ведомства. Там, в частности, говорится, что «за отсутствием специально оборудованного помещения при облотделе ГПУ приговоры над осужденными к расстрелу приводятся в исполнение на непользуемых кладбищах, расположенных в трех и больше километрах от города с сохранением необходимой конспирации». В этом же письме автор просит о выделении средств для строительства соответствующего помещения, в котором могли бы исполняться «приговоры» над такими людьми.

Калинович утверждал, что, опросив бывших сотрудников УНКВД и УКГД, его подчиненные установили: людей расстреливали в помещении внутренней тюрьмы ведомства (квартал между Маразлиевской-Энгельса и Канатной-Свердлова) и на территории Второго христианского кладбища, в районе, прилегающем ко вторым воротам.

«Закапывание трупов производилось под могилы более ранних захоронений, после чего последние приводились в прежний вид», — отмечал начальник управления.

Далее он делает парадоксальный вывод: «В связи с плотным размещением могил в указанном районе кладбища, считаем нецелесообразным возможное сооружение памятника жертвам репрессий на этом месте».

После распада Советского Союза на Втором христианском все же провели раскопки. Нашли 170 тел. В 1997 года там установили скромный памятник – серый камень с надписью «Здесь захоронены останки жертв массовых репрессий, расстрелянных в 1930-1940-х годах».

Фото 048.ua

Однако Второе христианское кладбище никак не может считаться территорией, «расположенной в трех и больше километрах от города»! Да, в 30-х это была окраина, но все же Одесса. А вот Татарку-Прилиманское отделяют от тогдашней городской черты как раз три с кусочком километра…

Конец 1980-х – это эпоха гласности. Возрождавшееся гражданское общество требовало от государства прояснить темные моменты советской истории. КГБ завалили запросами, и начальство попыталось уточнить у Калиновича, ставшего к тому времени генералом госбезопасности: а что там с 6-м километром Овидиопольского шоссе?

Начальник управления ответил сухой телефонограммой: мол, и это место проверили, очевидцы говорят, что там захоронены жертвы оккупации, которых румыны в свое время пытались выдать за расстрелянных советской властью. Правда, имена «очевидцев» в архивах не сохранились, как и их свидетельств.  

Не фигурирует 6-й километр и в отчетах Чрезвычайной государственной комиссии. Думаем, лишним будет говорить, что в советское время никаких исследовательских работ там не велось.

Более того, после войны пустырь, о котором идет речь, продолжил свое существование в качестве городской свалки (она там была и до создания «спецобъекта»). Прямо поверх братских могил навалили тонны мусора, в основном строительного.

Следующие два десятилетия после того, как генерал Калинович направил начальству свои отписки, захоронениями возле аэропорта практически никто не интересовался – за исключением немногочисленных активистов общества «Мемориал».

Все изменилось после Оранжевой революции. Новый президент Виктор Ющенко самым активным образом занялся восстановлением исторической справедливости и, в частности, распорядился искать места массовых расстрелов. В 2007-м повезло, если так можно выразиться, и Одессе. Власти дали добро на раскопки в районе 6-го километра Овидиопольского шоссе.

Сначала братские могилы пытались обнаружить буквально «методом тыка». «Мемориал» совместно с сотрудниками института археологии обследовал участок, на котором велось строительство торгового центра, потом копали у немецкого собачьего приюта. В дальнейшем, однако, произошло неожиданное: межведомственная правительственная комиссия решила доверить эту работу не людям, десятилетиями боровшимся за установление истины и локализовавшим участок, который занимал спецобъект ГПУ-НКВД, а частной компании – ООО «Мемориалы Украины», созданной специально для освоения бюджетных средств на благодатной в то время теме. Именно эта фирма, в конце концов, и обнаружила захоронения.

Всего из земли достали тела 1086 человек. Большинство было убито пистолетными выстрелами в затылок. Рядом с костями нашли личные вещи – портсигары, обручальные кольца и так далее. Некоторые предметы позволили датировать гибель людей 1937-1938 годами.

Останки и обнаруженные предметы сложили в обычный металлический контейнер на расположенной по соседству складской территории, и на несколько лет о них забыли. И только в 2011 году, когда пресса уже устала писать о «костях в контейнере», убитых захоронили на Западном кладбище.

Тот самый контейнер

Правда, сделано это было, мягко говоря, странно, не по-человечески. Их погребли всего в 82 гробах, то есть по 12-15 человек в одном деревянном ящике, красная цена которого на тот момент составляла 200 грн. Сверху не установили даже подобия памятника — только скромную плиту, свидетельствующую о том, что в земле лежит прах расстрелянных НКВД. Отметим, что на перезахоронение из госбюджета выделили 95 тысяч грн.

Вообще, вопросов к этой находке много. Представитель «Мемориала» (не путать с «Мемориалами Украины») Лидия Ковальчук, руководитель научно-исследовательской программы «Одесский мартиролог» и председатель редколлегии научно-документальной серии «Реабилитированные истории», рассказала нам, что даже если эксгумация как-то и документировалась, то соответствующие бумаги и фотографии не были опубликованы. Местонахождение их неизвестно. Не было и судебно-медицинской экспертизы, хотя «Мемориал» на ней настаивал.

«Основная часть останков продолжает находиться там, — говорит она. — Эксгумирована меньшая часть. Наши многолетние инициативы по продолжению раскопок не привели ни к чему».

Складывается впечатление, что все было проведено для галочки. Ну и для получения денег из бюджета.

Во время так называемой «операции по репрессированию бывших кулаков, активных антисоветских элементов и уголовников», которая проводилась в 1937-1938 годах, в Одессе расстреливали по 100-150 человек ежедневно, о чем свидетельствуют многочисленные документы: следственные дела, решения троек, акты об «исполнении».

«Думская» публиковала эти страшные бумаги и даже восстанавливала биографии палачей. Однако убивали коммунисты не только в рамках «операции», но и до, и после нее. Людей пытали и расстреливали на Екатерининской площади, на Маразлиевской, на Преображенской, Еврейской, в Сабанском переулке. Пройдитесь по этим улицам и попробуйте найти хотя бы маленькую мемориальную табличку в память о тех трагических событиях и их жертвах. Нет их… А на 6-м километре – и вовсе свалка. К слову, по слухам, там готовится масштабное строительство. После которого, понятное дело, никто никого и никогда не найдет.

Вообще, наш город отличается весьма избирательным и непоследовательным отношением к своей истории. Здесь с удовольствием устанавливают памятники литературным героям и скульптуры котов, но закрывают глаза на десятки тысяч невинно убиенных соотечественников. И ладно бы это касалось только жертв репрессий. Увы, даже заниматься жертвами оккупации никто не хочет! Ни сожженными на Лагерном поле, ни другими.

«Было и было, жаль их, но зачем ворошить прошлое?» — так, судя по всему, считает большинство одесситов. Может, просто не хотят отдавать квартиры, «освобожденные» коммунистами и нацистами от прежних жильцов?

НЕМЕЦКАЯ «ОПЕРАЦИЯ»

Мы снова в ведомственном архиве СБУ, где можно совершенно спокойно знакомиться с документами советского тоталитарного режима: заказывай любой и получишь без проблем. Пахнущие временем и пылью пожелтевшие папки, с бумагами, испещренными угловатым машинописным шрифтом, черно-белые фотографии испуганных людей, резкие росчерки подписей и жуткие резолюции, однообразные, как залпы: расстрелять, расстрелять, расстрелять…

Вот, скажем, протокол К-47 от 17 ноября 1937 года. Лаконичный до невозможности. Присутствовали: народный комиссар внутренних дел генеральный комиссар государственной безопасности Ежов, прокурор Союза ССР Вышинский. Слушали: материалы по обвиняемым, предоставленные управлением НКВД УССР по Одесской области, в порядке приказа НКВД -00439 от 25 июля 1937 года. Далее слово «постановили», под которым ровно сто имен, почти все немецкие. Возле 97 – «расстрелять», троим определено в качестве кары десять лет лагерей. В расстрельном списке много людей с одинаковыми фамилиями — похоже, это близкие родственники. Есть братья, отцы и сыновья. В основном 30-40-летние мужчины. Места проживания: Мариенталь, Иоганнесталь, Люстдорф, Мангейм, Вормс, Гросс-Либенталь, Зельц, Воробьево-Берлин, Катериненталь, Ватерлоо, Нейбург и так далее. Это все Одесская область, если что.

И таких, «немецких», протоколов великое множество. Где-то указано больше народу, где-то меньше, но всегда речь идет о десятках человек. В этом же фонде можно найти приказы об «исполнении»: начальник одесского областного УНКВД (они менялись после расстрела очередного) предавали приговоренных Ежовым и Вышинским в руки известного нашим читателям товарища Лелеткина, который до 14 марта 1938 года занимал должность коменданта управления. После «исполнения» тот обязательно отчитывался – эти документы тоже есть в архиве. Отчет о казни, как правило, является последним документом, в котором упоминался казненный…

И это только решения всесоюзной двойки, которая занималась самыми значительными, «шпионскими», делами: немецким, румынским, польским и др. Мы еще расскажем о них. Но немцев убивали и по «приговору» других внесудебных органов, созданных коммунистами. В соответствии с приказом все того же Ежова от 30 июля 1937 года 00447 «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов», в республиках, краях и областях СССР образовывались так называемые «тройки». На уровне области они состояли из начальников местных управления НКВД, секретарей обкомов компартии и прокуроров. Наша, одесская, «тройка» в период 1937-1938 гг решила судьбу больше двадцати тысяч человек, из которых по меньшей мере семь тысяч были убиты.

Вредительски полол кукурузу

Вредительски учила закону Божьему детей и молилась на кладбище

Задержал погрузку хлеба

Тут еще раз нужно подчеркнуть, что внесудебные расправы и убийства практиковались как до, так и после ежовской «операции», поэтому жертв советского режима в нашем регионе было куда больше.

Конечно, далеко не все люди, которых коммунисты считали своими врагами, были немцами и вообще представителями национальных меньшинств (было такое мерзкое словечко в те времена – «нацмены»), но конкретно у немцев, попавших в жернова советской карательной машины, было меньше всего шансов в ней выжить. По данным «Одесского мемориала», от пули палача погиб каждый второй арестованный соплеменник Иммануила Канта. Остальных направили в лагеря и на спецпоселение, где очень многие погибли от голода и болезней, причем доступной статистики по ним нет: все документы в России, которая свои архивы закрыла.

У «титульных» национальностей удельная доля расстрелянных меньше – от четверти до трети. В 30-е годы XX века быть немцем в «стране победившего социализма» было куда опаснее, чем контрабандистом или пожарным…

А еще опаснее было быть активным немцем – представителем интеллигенции, инженером; «кулаком», то есть фермером; священником (а немецкие общины даже в условиях советского воинствующего атеизма группировались вокруг духовных лидеров, лютеранских и католических), да и просто умным и неравнодушным человеком. Судя по всему, умных и неравнодушных и убивали в первую очередь.

«Дело Кировского ГО НКВД 332 по обвинению Келлера Антона Петровича 1876 года рождения, немца, гражданина СССР, беспартийного, до ареста работал плотником завода «Красная звезда» (в нынешнем Кропивницком, — Ред.), — говорится в одном из протоколов одесской тройки. – Келлер, кулак, раскулачен и выслан на север в 1929 году, из ссылки бежал в 1933 г., скрываясь в других городах. После бегства из ссылки Келлер вошел в состав фашистской кулацкой немецкой группировки, которой предоставлял для собраний свою квартиру. Среди немцев проводил активную контрреволюционную фашистскую пропаганду, восхваляя строй фашизма. О приговоре над изменниками родины, презренных предателей Пятакова и др., Келлер заявлял: «Советская власть уничтожает самых лучших преданных людей». Келлер был связан с германским консулом в Одессе, от которого вплоть до 1935 года получал гитлеровскую помощь».

Это, собственно, все материалы «дела», за которое несчастного плотника отправили в расстрельный карьер. Составлявший заявку на убийство чекист нагромоздил в ней все, что только мог, чтобы возбудить начальство (хотя, мне кажется, на каком-то этапе и рядовым чекистам, и начальству стало глубоко все равно, кого и за что): тут тебе и кулаки, и фашисты, и самый первый руководитель Компартии Украины Георгий Пятаков, расстрелянный 30 января 1937 года по делу «Параллельного антисоветского троцкистского центра», и германский консул. Но самое прекрасное во всем этом, если так можно выразиться, – квартира, которой якобы располагал раскулаченный, сосланный и бежавший из ссылки человек. Интересно, кто там сейчас живет и что думает по поводу этой истории?

Думается, что не было никакого побега, а просто взяли 61-летнего Антона Петровича (глубокого старика по тем временам!) дома ночью, чтобы выполнить спущенные из Центра планы по выявленным и уничтоженным «контрреволюционерам», а поскольку ничего такого за ним не числилось, начали шить все, что в голову взбредет.

Похожая история приключилась со ставшим безработным в результате советских преобразований конца 1920- начала 30-х А. Шиле. Его дочь-школьница дружила с дочерью германского консула и во время голода добилась через нее оказания материальной помощи семье. Шиле получили некоторое количество марок, за что отец семейства поплатился жизнью: в феврале 1936 года спецколлегия Одесского областного суда приговорила его к расстрелу с конфискацией имущества.  

Отметим, что если до 1935 года такие дела рассматривались в основном судами, что создавало впечатление законности, то позже их все чаще стали передавать внесудебным органам – «двойке» и «тройкам». В 1937-1938 годах практически все расстрельные решения выносили именно они.  

Почему, рассказывая об этих страшных событиях, мы обычно закавычиваем слово «приговор» и называем случившееся убийством? Ни «двойка», ни «тройки» не были судами даже с точки зрения советского права, которое, как вы понимаете, весьма далеко от идеала. Этим органам не предоставляли никаких доказательств, и сами обвиняемые, которых лучше назвать обреченными, не могли лицезреть своих «судей». Не было адвокатов, прений сторон, ни одно слово из неграмотных писулек, составленных следователями, не подвергалось сомнению. Каратели могли накарябать в них все что заблагорассудится, приписать своей жертве работу хоть на марсиан, хоть на англичан, любое криминальное прошлое.

Впрочем, чаще всего они следовали определенному шаблону. Милиционеры и пограничники, которые занимались «низовым элементом», обычно вменяли в вину своим жертвам вредительство, саботаж и страшные «контрреволюционные» заявления вроде: «Соввласть занимается обманом рабочих, не надо выходить на работу, все равно ничего не получим». Госбезопасность предпочитала разоблачать целые террористические и шпионские организации. Правды в документах что тех, что других было немного и верить им могут только совсем уж упоротые сталинисты. К сожалению, и такие находятся.  

ОТ КОЛОНИЗАЦИИ ДО РЕПРЕССИЙ

«Но ведь они были фашисты! Сталин должен был решить немецкий вопрос перед войной с Гитлером», — воскликнет иной возбужденный читатель, с которым даже не хочется спорить. Ведь и у Гитлера были свои резоны решить «еврейский вопрос»…

Одесский немец Алексей Келер, директор «Института этнических исследований» рассказывает, что проблемы у его соотечественников, которых переселили на территорию нынешней Одесской области, накапливались по мере расширения их влияния в регионе.

Они принесли с собой традиции, культуру и приемы хозяйствования, которые были чужды остальному местному населению – тоже, к слову, колонистам. И оказались успешнее соседей. К началу XX века немцы приумножили свои владения: на каждый гектар, данный им российской властью, приходилось четыре, приобретенных впоследствии у помещиков. На тот момент 35-40% пахотной земли нашего региона обрабатывалось немцами, которые составляли, напомним, меньше 10% населения. У них были высокие урожаи, отличная техника, они имели возможность нанимать лучших работников и прилично им платили (и сами пахали, как волы). Само собой, им завидовали. Завидовали отчаянно… Однако власти до поры до времени поддерживали немецких колонистов, и ненависть к ним практически не проявлялась, накапливаясь подспудно.  

Первым настоящим испытанием для немецких общин Одесчины стала мировая война 1914-1918 годов. Тогда на них начали смотреть уже не просто как на конкурентов, а как на врагов. Российские власти в те годы предприняли попытку экспроприациии сельскохозяйственных угодий у «германцев», но вскоре оказалось, что без них обрабатывать землю просто некому.

После захвата региона коммунистами ситуация снова обострилась. Большевики, в отличие от имперской администрации, рассматривали нацменьшинства как союзников, но и они не смогли найти общий язык с одесскими немцами, среди которых практически не было пролетариата и «бедняков» — сплошь аграрный средний класс, добропорядочные граждане с достатком, которые каждое воскресенье ходили в церковь.

Продразверстка и другие мероприятия «военного коммунизма» вполне ожидаемо породили сопротивление.

«У колонистов не только забирали урожай и другое продовольствие, — говорит Алексей Келер. – Были и другие повинности: гужевая, трудовая… В колонии направлялись бывшие военнопленные, немцы и австро-венгры с коммунистическими взглядами (часть была членами ультралевого «Союза Спартака», — Ред.). Многие местные были лишены избирательных прав, многих убили…».

Последней каплей стала мобилизация немецких колонистов в Красную армию, а также бесчинства, которые «спартаковцы» устроили в Гросслибентале (сейчас Великодолинское Овидиопольского района): когда большинство жителей были в церкви на богослужении, они ворвались в селение и устроили обыски в домах людей, больше похожие на грабежи. Колонисты восстали и перебили почти всех захватчиков. Для усмирения бунта из Овидиополя прибыл бронепоезд с «красными» китайцами. Повстанцы разобрали железнодорожные пути и захватили состав, частично перебив, а частично разогнав его команду. Тогда из Одессы в Гросслибенталь направили карательный отряд под командованием Павла Мизикевича. Его тоже разбили, а сам Мизикевич – большевистский комендант города и один из организаторов террора – погиб.

После этой победы поднялись все немецкие колонии юга Украины, что заставило большевиков спешно перебрасывать части с фронта, где наступал Деникин. И хотя восстание в итоге было подавлено, историки считают, что именно оно в значительной степени обусловило успех белых, которые уже 23 августа 1919 года захватили Одессу.

Впоследствии, когда красные вернулись, колонисты восставали еще несколько раз, но тоже без особого успеха. Это приводило лишь к усилению репрессий. В 1920-1921 годах советская власть действовала весьма жестко и эффективно: расстреливала несогласных, изымала у фермеров землю, передавая ее беднякам, создавала коммуны. Правда, надо признать, тогда эти меры не были направлены против немцев как этнической группы: боролись с крупными землевладельцами, поддерживая более бедных.

Впоследствии коммунисты даже создавали условия для развития немецкой культуры. В 1920-х в Одессе появились и периодические издания на этом языке, и культурные общества, и даже студенческие организации немцев.

Колонии тем временем продолжали жить своей жизнью, приспосабливаясь к новым реалиям.

В конце 1920-х и начале 30-х ситуация снова круто поменялась. Новые хлебозаготовки, коллективизация больно ударили в том числе по немцам. Пострадали они и от Голодомора.

«Черные доски (занесение населенного пункта в список тех, с которыми прекращается торговля и которых перестают снабжать), войска НКВД, окружающие села, насильственное изъятие продовольствия – все это коснулось и нас, — продолжает Алексей Келер. – Селение Кандель (Рыбальское) практически вымерло, как и многие другие села».

В 1934-1935 годах власти «вспомнили», что в Одессе функционирует германское консульство (располагалось на углу Дворянской и Садовой, сейчас в этом здании больница).

Спецслужбы взяли консульство в глубокую разработку. Слежка была тотальной! Какую-то шпионскую деятельность, действительно, удалось выявить – собственно, все диппредставительства ею занимаются, даже сейчас.

Однако важно другое: эта разработка дала советскому руководству повод для начала грандиозной по масштабу и последствиям «немецкой операции» с массовыми расстрелами. Точно такие же «операции» были проведены против поляков, румын и многих других.

«Коммунисты не забыли то, как немцы вели себя в годы Гражданской, понимали, что друзьями режима их сделать крайне тяжело, и нашли простое решение. Нет человека – нет проблемы! С компактной этнической группой это действует точно так же, к сожалению. Определенная логика тут есть, безжалостная, но логика», — говорит историк Владислав Николов.

В конце тридцатых началась постепенная ликвидация национальных районов и борьба с немецким «буржуазным национализмом».

ПЕРИОД ОККУПАЦИИ

Важный вопрос: какова была роль одесских немцев в зверствах оккупантов, имевших место в 1941-1944 годах? Логично предположить, что люди, против которых советская власть проводила карательные акции, а потом устроила им полномасштабный геноцид (а иначе расстрелы мужского населения немецких сел трудно назвать), люди, которые неоднократно восставали – они просто должны были поддержать «новый порядок» Гитлера и Антонеску. Вернуть отобранное, отомстить за обиды…

Да, к сожалению, и такое имело место. Однако нельзя считать, что все уцелевшие в советской мясорубке немцы ринулись помогать оккупантам. Большинство из них давно уже не считали Германию своей родиной: они были жителями наших степей уже в четвертом-пятом поколении. Тем не менее новая власть быстро отобрала у всех потомков колонистов советские паспорта и выдала аусвайсы «фольксдойче», как называли нацисты этнических немцев в других странах. Во многих немецких селах были созданы немногочисленные отряды самообороны. Некоторые из них использовались при конвоировании евреев в концентрационные лагеря, участвовали в других антиеврейских акциях. Такие факты зафиксированы на севере области, где рядом с местами Холокоста – Богдановкой, Ахмечеткой, Доманевкой – было много немецких колоний.

Тем не менее массовым участие украинских немцев в военных преступлениях назвать нельзя, да оно таковым и не могло быть, хотя бы потому, что к началу войны немецкие поселения Украины были уже практически полностью обескровлены в социальном и политическом плане, большинство мало-мальски способных держать оружие людей или убили, или отправили в сибирские лагеря, или выселили. Не стоит забывать и о том, что мужчины-немцы подлежали мобилизации на фронт, как и все остальные советские граждане.

Когда пришли оккупанты, в бывших колониях практически не было контингента, который мог представлять для них интерес. В основном там оставались жить старики, женщины и дети. Кроме того, украинским немцам откровенно не доверяли: в конце концов, это были советские граждане, и несмотря на национальность, их все равно считали людьми второго сорта.  

Вообще, сотрудничество потомков немецких колонистов с оккупационными властями ничем не отличается от такового со стороны представителей других народов СССР, в том числе русских и украинцев. Более того, процент немцев, которые пошли на службу к захватчикам, был даже меньше, чем таковой у «титульных».  

Перед наступлением Красной армии многих увезли в Германию, причем, по многочисленным свидетельствам, чаще всего насильно: в случае отказа могли и расстрелять. Весной 1944 года людей вообще гнали на запад пешком. Из четырех направлявшихся к Днестру колонн «фольксдойче» из Зельцских колоний две успела перехватить конно-механизированная группа генерала Иссы Плиева. Людей развернули в обратном направлении. Впоследствии всем, у кого были обнаружены аусвайсы, дали срок за «измену родине».

Украинских немцев, которые каким-то образом сумели остаться в своих домах, вернувшаяся советская власть депортировала, как татар, чеченцев и многих других, в Казахстан и другие отдаленные регионы огромной страны. По дороге многие погибли от недоедания и болезней.

Никакой военной необходимости в депортации не было: вермахт откатывался назад, Германия была на грани разгрома, да и какую угрозу могли представлять старики и дети, пускай и с немецкими именами? Соображения, по всей видимости, были совсем иными. Нужно было освободить территорию.

После войны немецкие топонимы, все эти так экзотически сейчас звучащие для нашего уха слова «Гросслибенталь», «Мангейм», «Люстдорф», «Зельц» и десятки других, были стерты с карты Одесской области. Сейчас там живут совсем другие люди, причем многие даже не подозревают, что населяют землю, которую когда-то отвоевали у великой степи, начали возделывать и принесли на нее процветание, пускай и временное, этнические немцы.

О них напоминают только редкие восстановленные топонимы типа Люстдорфской дороги, торговые марки («Гросс-Либенталь») да оскверненные руины кирх и костелов. Были немцы и практически исчезли, как будто никогда их не существовало.

Статья вторая Конвенции ООН о предупреждении преступления геноцида и наказании за него, принятая резолюцией 260 (III) Генеральной Ассамблеи от 9 декабря 1948 года, гласит:

«В настоящей Конвенции под геноцидом понимаются следующие действия, совершаемые с намерением уничтожить, полностью или частично, какую-либо национальную, этническую, расовую или религиозную группу как таковую».

Каин, где Авель, брат твой?  

Авторы – Олег Константинов и Александр Сибирцев, использованы материалы Константина Богуславского и Александра Бабича. Отдельная благодарность Отраслевому государственному архиву СБУ и его директору Андрею Когуту.