«Как же хочется жить!» Украинский летчик — о постоянном страхе, как заблудился на задании и эйфории от победы  

Три года большой войны. Страшной войны. Войны, которой, кажется, не будет конца. Кровавые тучи все еще закрывают украинское небо, не пропуская ни единого лучика солнца… Тем не менее мы живы, жива и продолжает бороться наша страна. Жива надежда.

Накануне страшной годовщины «Думская» пообщалась с фронтовиками, попросив их рассказать… Нет, не так. Мы просто дали им высказаться. И вот наш первый герой. Слово ему.

Привет, меня зовут Виталий. Я украинец, родившийся уже после обретения страной независимости. Мне 27 лет. И я вертолетчик одного из подразделений авиации Воздушных сил Украины.

Мой «пегас» — отличное произведение сумрачного советского гения, именуемое Ми-8. Но шутки в сторону – это великолепная машина, лучшая в своем классе, способная на очень многое. Сложная в управлении, но надежная. Она не раз выручала меня и других из самых страшных историй, а еще наносила урон врагу. Впрочем, такие же зеркально убивали нас…

Я люблю небо, не могу без него, но иногда мне кажется, что лучше бы я был пилотом сельскохозяйственной авиации, желательно где-то в другой стране – орошал бы поля Техаса, скажем. Хотя нет… Черт, вы все равно не поймете.

«Думская» попросила рассказать об эмоциональной стороне большой войны – что чувствуют люди, которые сидят за рычагами и штурвалами авиационной техники. А мы, действительно, самый уязвимый контингент. Без преувеличений: в окопах шансов выжить намного больше.

Восток Украины. Полевой аэродром, скрывающийся меж двух неприметных посадочек. Естественно, временный: пару боевых вылетов, и вертушки меняют дислокацию, пока о ней не узнал противник. Лопасти винтов сначала медленно, а потом все быстрее раскручиваются. Трава пригибается, в воздух взмывают тучи пыли. Отрыв. Пошли, пошли, пошли! Авиакомпания UA Аir Forces приветствует вас на борту нашего авиалайнера. Пристегните ремни, наслаждайтесь полетом. Впереди — незабываемое зрелище. Не пропустите! Настоящий ад. В кино вам такого не покажут.  

Сверхнизкая высота. Верхушки деревьев буквально гладят «Миль» (по имени конструктора Михаила Миля — умный дядька был) по брюху. До района выполнения боевого задания пять, четыре, три, два, один километр…

- Шшшш, Центр-вісім, я Рондо-три, вийшов на дистанцію пуску. Готовий до праці, прийом.

- Шшшш, Рондо-три, я Центр-вісім, працю дозволяю.

Поехали! Вертолет идет вверх, задирает нос и содрогается от пусков неуправляемых ракет, НУРСов. Выпускаем мы их не по-снайперски — куда-то в точку плюс-минус 100 метров, определенную разведкой. Ну примерно как «грады» делают. Это называется кабрированием и используется не от хорошей жизни: подлетать ближе к линии фронта не просто опасно, а смертельно опасно. Почти 100%-я гарантия уничтожения. Впрочем, рискуем мы и здесь. В любой момент может прилететь зенитная ракета — если не вражеская, то своя, родная, украинская: нервы у пехоты, как и у нас, на пределе, любой объект в воздухе по умолчанию считается угрозой. Ну а взаимодействие родов и видов Вооруженных сил по-прежнему оставляет желать лучшего. Увы, «френдли файер», что у русских, что у украинцев — самое обычное явление.

Скулы немного сводит, пульс зашкаливает, но руки, как было перед взлетом, уже не дрожат. Концентрация предельная, до фантомной боли в какой-то отвечающей за нее области мозга. Тут любая ошибка может стоить жизни. Отрабатываем НУРСами, и плевать, попали они или нет. Разворот, снижаемся и плавненько, почесывая животики о деревья, уходим, разбрасывая тепловые ловушки — на тот случай, если «вампиры» (вражеские ракеты) уже выпущены.

О, вам, наверное, кажется, что это до неприличия легко. Взлетели, переместились, бахнули по врагу и свалили. Я просто не писатель и вряд ли способен передать происходившее со мной на передке так, чтобы у читающего встали волосы дыбом и его начала бить мелкая дрожь. Чтобы он испытал хотя бы полпроцента тех эмоций, что возникают во время выполнения таких заданий. Многие, наверное, и вертолет видели только издали, когда он с рокотом пролетает мимо по своим вертолетным делам.

Кстати, а что такое вертолет? Это, во-первых, большая дура, которая кажется неповоротливой, но, на самом деле — пехота не даст соврать — верткая и шустрая. Как же нас и наших коллег с той стороны фронта не любят наземные части! Мы коварны! Самолеты редко залетают за линию соприкосновения, они действуют прямолинейно – выпускают ракеты далеко, отворачивают и сваливают. Мы чаще всего тоже так делаем (см. выше), но можем, если совсем отчаянно рисковать, и прокрасться на задний двор противника, чтобы нанести кинжальный удар, когда он не ждет. Не дроны, конечно, зато вес залпа больше.

Такие же «Мили», как тот, на котором летаю я, просачивались через сотни километров оккупированной территории в окруженный Мариуполь. Еще раз – это отличная машина. И управляют такими вертушками отличные мужики – если что, я не про себя, себя я считаю вполне посредственным пилотом (наш автор скромничает, в пиковых ситуациях он совершал по пять-шесть боевых вылетов за сутки, что намного больше, чем считается предельной нагрузкой для пилота. Орденов у него нет, -Ред.).

Да, а как управлять-то? Оооо, я могу об этом читать лекции и рассказывать байки, но лучше всего пояснил суть управления Милем восьмым неизвестный автор на затертом боге ресурсе мемов. Прошу прощения за большую цитату, но она того стоит:

«Сядьте на стул и положите правую руку на колено. Далее сжимаете кулак, кладете на него сверху толстую книгу, а на нее тяжелый шарик. Начинаем «летать» – движениями кисти гоняем шарик по книге. Можно нарисовать спираль и попробовать провести шарик по рисунку. Получилось? Продолжаем! В левую руку берем швабру (как рычаг шаг-газа) и слегка вытягиваем ноги. Швабра вверх – правая нога вытягивается вперед, а левая идет назад.

Правая рука продолжает бодро гонять шарик по книжке. Шарик не падает? Прекрасно! Начинаем читать таблицу умножения вперед и назад…»

На самом деле, это все очень упрощенно. Не знаю и не хочу вступать в спор с танкистами и артиллеристами, у них свои прелести жизни и технические сложности, но вертолет – это очень и очень сложно даже в мирное время. А в условиях самого интенсивного военного конфликта в Европе после Второй мировой, это…

Поговорим о страхе. Далее будут чистые рефлексии. Все герои выдуманы, ситуации – фантазия автора. Если вы узнали себя в героях – вопросы к редакции. Военную контрразведку направляю туда же.  

Первый раз с жизнью мне пришлось попрощаться уже в ночь с 24 на 25 февраля 2022 года, когда за одну задачу в течение получаса меня хотели убить наш расчет ПЗРК и пара наших же «сушек». В итоге я добрался туда, куда направили и куда я, пожалуй, даже теоретически не должен был попасть — неумолимая теория вероятностей, как это иногда бывает на войне, дала сбой. Доставили что нужно. Выжили. Проскочили. Наш экипаж заметили, и в следующие полтора месяца мы работали эдакими воздушными курьерами — возили разное необходимое по подконтрольной территории. Типа как «Глово», только с огоньком и руками, дрожащими перед взлетом.

Настоящее рубилово было во второй половине апреля 2022 года на Слобожанщине.

Когда я улетал из родного города, страшно было до усрачки. К тому моменту погибло много летчиков. Многих знал, некоторых хоронил. Знакомые лежали в госпиталях, прошитые пулеметными очередями.

И так интересно получилось, что по прибытию на аэродром в зоне боевых действий нас уведомили, что мы стоим в дежурстве на подстраховке и что работы особо ожидать не стоит. И пока я изучал, так сказать, обстановку на фронтах, первый день прошел, за ним последовала бессонная от тревог и постоянной беготни в укрытие ночь, а в шесть утра нас подняли и мы убыли в поля. В тот же день, сразу после посадки и дозаправки, мы сделали три боевых вылета. На «Рубашку», «Тростник» и снова на «Рубашку», В одном из этих вылетов по ряду причин и обстоятельств мы чуть не погибли…

И вот после такого вступительного дня я промаслал до конца своей ротации. В таком темпе и бояться было попросту некогда. Я не совсем понимал некоторые нюансы и тонкости, чего-то мы не знали, чего-то нам не сказали. Без предварительных ласк и раздумий я сделал более десятка боевых вылетов.

На этом месте вы можете закрыть сайт и не читать дальше. Повторюсь, я не писатель и вряд ли способен передать эмоции так, чтобы все ахали. И все же продолжу.

В те редкие моменты, свободные от работы, мозг отказывался что-либо анализировать, он хотел трех вещей: никотина, кофеина и мелатонина.

После ротации, оказавшись дома, я осознал, сколько раз ходил по самой кромочке. И меня проняло. Благо дело, следующая ротация состоялась через более чем двадцать дней. К тому моменту я успел осознать, испугаться, снова осознать, успокоиться и улететь вновь уже морально гораздо более подготовленным.

Вторая ротация застала меня на югах, в районе N-ска. За это время немного изменилась тактика и сам смысл применения вертолетов. Вылеты выполнялись чисто машинально… Мы уже не дрались, мы работали.

Тут должна быть важная ремарка.

Не хочу выпячивать себя и говорить, что я самый крутой пилот на свете (он снова скромничает, — Ред.), но считаю, что перед боевым вылетом командир должен максимально выложиться. Поэтому я трачу много времени на подготовку, возможно, больше, чем остальные. С другой стороны, я возвращаюсь домой. Согласитесь, это показатель.  

При получении задачи я первым делом смотрю размещение цели относительно нуля, размещение наших позиций, а далее… Далее я думаю за противника, выискиваю места и возможности убить самого себя. Вот здесь, в этой посадочке, может притаиться солдат с ПЗРК, а в этом районе нас могут обстрелять из «Шилки». Тут вероятно воздействие (хорошее слово, а они убить хотят) авиации. Думай, командир, думай!

Морально очень тяжело держать в голове все опасные места и участки, рисуя в воображении красочные картинки, как за спиной взрывается тонна керосина — но пока это работает. Я держусь. И живой. И мой экипаж живой.

В тех случаях, когда я, как доктор Стрэндж, не вижу способа выполнить задачу, не погибнув — я дипломатическим языком начинаю убеждать окружающих (автор имеет в виду командиров, — Ред.) отдать цель или все-таки артиллерии, или самолетам с более дальнобойными средствами поражения.

Во вторую ротацию я попал на N-ское направление и понял, почему артиллерия — Бог войны. Срань Господня, как они насыпали!

Я тогда успел сделать три вылета на дорогу жизни между двумя узловыми населенными пунктами — отгоняли штурмовые группы противника заградительным огнем от дороги в районе N-ска, еще в то время, когда склады не взрывались и снаряды летали над винтами ежесекундно.

Бах! — метрах в 250-300 перед кабиной всплеск. Начинаем маневрировать, огибая облака пыли и грунта. А до точки стрельбы все меньше и меньше, а бахает все сильнее и сильнее. Страшно было, реально страшно! Но страшнее было промахнуться и попасть по своим — похуй, идем на боевом, не виляем. А после стрельбы — швах. Все гремит, трясется, двигатели ревут, как ракета-носитель на старте, машина давно за пределами эксплуатационных ограничений – похуй. Главное — побыстрее уйти из этого проклятого района, ложбинами, ярами…

Здесь тоже можно закрыть сайт и забыть – это моя история, она не уникальна. Боятся все, у каждого свои страхи, наверняка морпехи и пожестче расскажут…

Третья ротация вся прошла на том направлении. Самый восточный восток. Залитый кровью, изрытый артиллерией, усыпанный трупами в униформе разного оттенка. Загаженный минами. Сожженный, изнасилованный… Но родной.

…Все-таки в некоторых умах война хуйня, а главное для них - маневры. К сожалению, были явные случаи слива информации, были случаи совершенно наглого и нехорошего сокрытия от экипажей информации о месте расположения вражеской ПВО. Мы уже заранее могли определить, в каком районе будет работа — по тому, как за день-два на карте магически пропадали отметки. Вообще, в моральном плане тяжелая ротация была. Но зато я осознал все плюсы своего метода подготовки — как-то шесть километров шли в зоне поражения одного нехорошего российского средства армейской ПВО, отстрелялись и благополучно вернулись домой.

Один раз заблудились. Натуральным образом. Район жирно был усеян РЭБами, часто отказывали спутниковые навигационные системы, летать приходилось, как говорится, по дорожным знакам и окуркам других экипажей. Операция была спланирована хорошо, но в какой-то момент мы перестали понимать, где находимся. Знали лишь в общих чертах — где-то северо-восточнее N-ска, не более того. А на вертушке при полете на высоте в несколько метров весьма трудно ориентироваться «пальцем в карту», внизу все проносится очень быстро, приметные места практически не видны. В общем, мы поняли, что сейчас очень круто и ярко залетим, наверняка попадем во все телеграмы и фейсбуки, только мамы будут ждать оочень долго… Развернулись. И — о чудо! — через пару км навигация заработала. Мы восстановились в пространстве, снова развернулись и пошли к цели. Этот маневр спас нам жизнь. Когда мы выскочили из-за пригорка на поле, с которого должны были вести стрельбу — оно все было в свежайших разрывах от «Града», пыль и земля еще осыпались вниз.

Отработали. Живые. Спасибо тебе, Боже, или кто там на небесах.

…Ожидание выматывает, очень. Это самое страшное – знать, что в любой момент тебя заставят сесть в эту железную хрень (простите, прекрасную машину!) и лететь куда-то к черту на кулички, рискуя получить ракету в борт и заживо сгореть…

Простите за несколько сумбурный рассказ. Война продолжается, эти эмоции — не память, они со мной сегодня и будут завтра, если доживу до завтра, конечно. А закончить хочу самым ярким впечатлением — как выглядело небо над Харьковской областью в момент, когда посыпались оборонительные порядки русских.

«Черт, блядь, сука!!! Они бегут, бегут, бегут!» — примерно так озвучивали происходящее мы, наблюдая за процессом сверху.

Шелестя винтами, проносились над посадками, добивая уже малочисленные группки вражеской техники. Выход на цель – пуск! Из рощицы вырывается ракета. «Уходим, быстро!» — машина делает отворот, выбрасывая тепловые ловушки.

Живы, живы, живы, блядь! Как же хочется жить…

Автор — Виталий Р., литобработка — Виктор Босняк