Пытки током и бутерброды с зубной пастой: защитник Змеиного — о почти двух годах ада в российском плену  

Мы встречаемся с нашим героем в Аркадии. Довольно долго выбираем заведение, где никто не помешает общаться. До туристического сезона остается больше месяца, поэтому рано утром большинство кафешек закрыто.

Вот он, Владислав Задорин. Широкие скулы, твердый, немного погруженный в себя взгляд. Парень улыбчивый, с чувством юмора, несмотря на все, что ему пришлось пережить. Он провел в чудовищных условиях российского плена 679 дней. Об этом и пойдет наш разговор за чашкой кофе.

Влад родился в Благовещенске (бывшей Ульяновке) Кировоградской области в семье сварщика и бухгалтера районного отдела образования. От природы активный и общительный, будущий морпех изначально не собирался связывать свое будущее с Вооруженными силами и после окончания школы решил попытать счастья за границей.

«Когда мне стукнуло 18, я сказал родителям, что не буду жить за их счет, — начинает свой рассказ Влад. — Поехал в Польшу, сначала работал на складе косметики в небольшом городке. Потом переехал в Варшаву, работал на паркинге. Там я уже зарабатывал под тысячу долларов. В 18 лет получать такую сумму — это круто. Я тогда думал, что всю свою жизнь буду строить в Польше».

В 2019 году Влад приехал домой на день рождения матери и после разговора с отцом принял решение подписать контракт с Вооруженными силами Украины.

«Отец ни на что не намекал, — вспоминает парень. — «Влад, иди в армию», — такого не было. Просто рассказывал про свою службу в советское время в Чехии. И я решил для себя: отец служил, старший брат служил, почему я не должен служить? Это же долг каждого мужчины».

В 20 лет Влад подписал контракт, прошел учебку и стал ПВОшником подразделения морской пехоты ВМС. На Змеином защитник оказался за пять месяцев до окончания договора с государством.

СКОРО ГРЯНЕТ БУРЯ!

«Это январь был. У меня контракт заканчивался. Я должен был уже в части досиживать, в наряды ходить, потом сдать оружие, вещи и увольняться. Я уже параллельно готовил документы, чтобы поехать в Германию. И тут мой командир говорит: «Бублик (это мой позывной), нужно парней подменить, буквально на месяц». Ну надо, так надо».

Служба на Змеином, по словам Влада, считалась чем-то вроде детского лагеря — сиди себе, следи за небом, загорай, лови мидий, рыбу. Мужчина вспоминает, что хотя напряжение и чувствовалось, но в полномасштабную войну никто из его сослуживцев по-настоящему не верил, кроме, вероятно, командира.

«Мой командир тогда мне странные слова сказал, но я им не придал значения, — вспоминает морской пехотинец. — Спрашивает: «Бублик, ты когда увольняешься?» — «В мае». — «Значит, войну еще застанешь». Я мимо ушей пропустил. Какая война, думаю. Не верилось».

3 января Задорин уже был на острове. Его с побратимами прикомандировали к 88-му отдельному батальону 35-й бригады морской пехоты. Дни тянулись за днями. 4 февраля Влад отгулял на острове свой день рождения и решил остаться еще на месяц: «Служба идет, жалование идет, а тратить негде — отлично».

7 марта Задорин собирался возвращаться на континент. 24 февраля и день накануне морпех помнит едва ли не посекундно:

«Мы отпраздновали 23 февраля. У нас еще много «старой гвардии» было, кто празднует. Наловили 50 кило мидий. Там тепло тогда очень было. Мы в шортах ходили. Если ветра не было, можно было в море купаться. Нажарили огромную сковородку. В общем, отпраздновали. А 24-го, в 4 утра, нас поднимают по тревоге. Думаем — кто-то вчера накосячил, вот и наказывают. Выбегаем, занимаем позиции. Открываю Телеграм, смотрю — реально война началась. Бомбят Киев, Одессу, Кировоград, Львов, везде прилеты, работает авиация, везде штурмы. У меня дыхание перехватило, дышать не мог. Обзвонил родных. Потом немного успокоился. Думаю, Змеиный фиг знает где, на границе с Румынией, русские сюда и не дойдут, наверное. А оказалось, что они как раз с нас и начали».

БОЕВЫЕ МУХИ ЗМЕИНОГО

Примерно в 9 утра 24 февраля первый российский корабль показался на горизонте. Разведчик, не снижая хода, отстрелялся по острову, не попал, развернулся и скрылся. Ближе к полудню на горизонте показались крейсер «Москва» и патрульный корабль «Василий Быков». А дальше в эфире, на 26-м канале общей связи, прозвучал тот диалог, который слышал любой украинец и который задал вектор движения российского флагмана. Впрочем, наш собеседник легендарных слов не слышал, поскольку находился на позициях.

После непродолжительных переговоров россияне разрешили Украине забрать с острова гражданских специалистов, которые следили за маяком и другими сооружениями. Влад вспоминает, что командир предложил всем, кто не хочет воевать, сложить оружие и уплыть на катерах на материк, но никто из 80 военнослужащих не согласился оставить побратимов.

В 15:00, как только гражданские покинули остров, российский крейсер нанес первый удар. Затем по Змеиному отбомбилась авиация. Рухнули здание погранзаставы, маяк, музей, РЛС и другие постройки. Под прикрытием крейсера на остров высадился вражеский десант.

«Там было два места, где можно было высадиться, — рассказывает Влад. — Пляж, где мы купались, и пирс. На пляже колючка была, мы на нее прикрепили табличку, еще советскую, с надписью «Заминировано». Кацапы не рискнули там высадиться, зашли через пирс. Мы, когда в плен попали, рассмотрели, что они заряженные, и «винторезы» (винтовки снайперские специальные, — Ред.) с современной оптикой и «валы» (специальные штурмовые винтовки АС «Вал», — Ред.). Нас разобрали бы за пару минут, и я благодарен нашему командиру за то, что он принял решение и спас жизнь 80 человек».

До утра пленных продержали в лежачем положении на пирсе, под прицелами автоматов, несмотря на шторм. В это время, по словам Влада, оккупанты тщательно осматривали остров в надежде найти пресловутые биохимические лаборатории.

«Они реально в это верили, даже командиры, — смеется наш собеседник. — В каждую щель заглядывали, каждый камушек поднимали. Может, боевых дельфинов искали, а может, и боевых мух. Тогда я понял, как на них пропаганда их собственная влияет».

КАМБАЛА В КРЫМУ И «ТАПИК» В КУРСКЕ

Пленных перевезли в оккупированный Севастополь. По иронии судьбы, Влада с побратимами держали в той самой казарме, где проходил службу его старший брат в 2005 году. В Крыму к военнопленным относились сносно. Кормили тем же, чем и российских военнослужащих, а ежедневные допросы проходили без побоев.

«Они реально верили в свой блицкриг, в то, что власть захватил киевский режим, а украинцы просто мечтают объединиться с братьями-славянами против американцев, верили, что через три дня все закончится, поэтому не издевались, — рассказывает морпех. — По сравнению с тем, что было дальше — мы были в раю. Давали нам камбалу, пельмени, йогурт. Допросы вели следователи ФСБ. Сняли отпечатки пальцев, сфотографировали татуировки. Тогда еще не били».

Спустя две недели защитников Змеиного погрузили в автобусы и отвезли на аэродром. Туда же доставили пленных с Чаплинки, Чонгара и других участков фронта. Всех вместе на военном самолете переместили в Курск, откуда в автозаках — в палаточный городок под Шебекиным (Белгородская область рф).

«Нас выкинули из автозаков, в прямом смысле выкинули, — рассказывает защитник Змеиного. — Руки были связаны, кто как мог падал. Потом мы долго стояли на коленях в очереди на допрос, кто час, кто два, в снегу, на морозе. Мне повезло простоять минут 15».

На этом допросе российские военные уже не стеснялись и применяли пытки, в частности били током при помощи старого советского военно-полевого телефона ТА-57, он же «тапик». Оголенные провода присоединяли к соскам и гениталиям, после чего подавали напряжение.

«Это было страшно, — признается Влад. В этот момент взгляд мужчины меняется, собеседник погружается в себя. — Я несколько раз просто от боли на спину опрокидывался со стула. Спрашивали меня, где техника стоит. Не знали, что я со Змеиного».

«НЕКОТОРЫЕ ДАЖЕ ДО КАМЕРЫ НЕ ДОХОДИЛИ, ИХ ЗАБИВАЛИ ДО СМЕРТИ УЖЕ НА ПРИЕМКЕ»

Еще два дня военнопленные прожили в палатках, после чего их начали разбивать на группы и развозить по российским тюрьмам. Влада и еще нескольких человек, включая выкраденных капелланов со спасательного судна «Сапфир» (интервью с капелланами можно почитать здесь), отправили в Старый Оскол Белгородской области, где специально для военнопленных расконсервировали корпуса местного СИЗО.

«Пока нас было мало, к нам относились относительно лояльно, — рассказывает морпех. — Но чем больше привозили пленных, чем хуже шло их СВО, тем больше они на нас срывались. Били постоянно. Руками, ногами, дубинками. Чем больше ты кричишь, или даже кряхтишь, или стонешь от боли, тем сильнее бьют. Им это доставляло удовольствие. А если молчишь, терпишь, то, наоборот, успокаиваются. «Что, не больно? Дать еще раз?» Нужно сказать, что больно, они еще раз ударят и потеряют интерес. Но вообще, все от их настроения зависело. Некоторые пацаны до камеры не доходили, их забивали до смерти уже на приемке».

Кроме побоев, тюремщики издевались над заключенными при любой возможности. На прогулку выделялось несколько секунд, за которые пленный должен был забежать на крышу, где был прогулочный дворик, посмотреть в видеокамеру для отчетности и тут же бежать обратно. Все в согнутом положении с руками выгнутыми назад за спиной — так в рф обычно заставляют делать приговоренных к пожизненному. На помывку в бане тоже выделялись считанные секунды, которых хватало лишь на то, чтобы облить лицо и голову холодной водой. На прием пищи — пару минут, чтобы успеть проглотить несколько ложек того, что русский повар кинул в тарелку.

Забегая вперед — за время плена украинский воин похудел со 120 до 60 кг!

«Давали шкурки от картошки прямо с землей, с болотом сваренную. Мы даже с парнями мерились, у кого длиннее шкурка от картошки. Иногда даже с ростками попадалась, проросшая».

А еще ежедневные допросы. Иногда с избиениями, иногда с изощренными пытками. ФСИНовцы (сотрудники тюремной службы рф, - Ред.) старались выбить признание в каких-либо преступлениях. Сокамернику Влада, харьковскому теробороновцу, разрезали пополам язык канцелярским ножом за то, что он отказался взять на себя статью «мародерство». Кто-то не выдерживал и подписывал документы, кто-то нет. По словам нашего собеседника — это была чистая лотерея. Самыми жестокими были представители так называемых малых народов: буряты, якуты и другие, которых перенаправили из других тюрем, расположенных в российской глубинке.

В конце своего рассказа о трех месяцах, проведенных в СИЗО Старого Оскола, Влад назовет эти условия «санаторными». С каждой передислокацией, с каждой новой тюрьмой условия содержания и отношение тюремщиков ухудшались.

Следующей точкой стала исправительная колония 6 в Волуйках той же Белгородской области.

«Там была очень жесткая приемка, нас так побили, что мы еле до барака дошли. В Волуйках я познакомился с ветеринарным электрошокером. Это такой огромный шокер, которым свиней и коров забивают. Его на нас использовали. К руке, к ноге, к анусу, к гениталиям, в рот засовывали, в шею били. Ты думаешь, невозможно, когда в растяжке, почти в шпагате возле стены стоишь, вверх по этой стене ползти? Когда к анусу приставляют этот шокер, то просто к потолку подпрыгиваешь».

В Волуйках сидели как военнопленные, так и выкраденные с оккупированных территорий гражданские. Всех заставляли работать — собирать папки со скоросшивателями. Монотонный труд, пускай и с фантастическими нормативами по выработке, по словам Влада, здорово отвлекал.

С самого начала россияне всячески дезинформировали пленных, демонстрируя выдуманные новости о том, что Украина уже полностью захвачена, а российские войска дошли до польской границы.

«Первое время мы верили, — вспоминает Задорин. — Потом начали понимать, что что-то нечисто. Если они захватили Украину, почему мы продолжаем тут сидеть? Потом, уже в Курске, стали привозить новых военнопленных, и мы начали узнавать всю правду, что они даже Донецкую и Луганскую область не смогли полностью захватить, узнали и про контрнаступление в Харьковской и Херсонской областях».

После Волуйек Владислава перевели в четвертую исправительную колонию Алексеевки Белгородской области. По словам мужчины, там были самые спокойные месяцы:

«К нам там хорошо относились. Начальник колонии был одессит, а процентов 60-70 нас были из одесских бригад. Наверное, поэтому за три месяца там меня ни разу не избили, давали медицину, нормально кормили».

СЛИЗНИ И ХОЗМЫЛО НА ЗАВТРАК, ЗУБНАЯ ПАСТА КАК ДЕСЕРТ

Самые ужасные условия ждали украинцев в Курске. Туда Влада с еще одним военнопленным перевели 31 декабря 2022 года. Должны были освободить в рамках новогоднего обмена, но что-то не срослось, и мужчину оставили в Курске. Именно там он начал стремительно худеть:

«Мое любимое блюдо там — зубная паста с черным хлебом. Зубной пасты почему-то давали сколько угодно, мы просто мазали ее на хлеб, она сладковатая, и так ели. Мы там ели червяков, слизней, мышей живых раздирали и ели, голубя хотели поймать — не получилось, ели туалетную бумагу и хозяйственное мыло. Нам в день давали три куска хлеба с опилками или песком».

В Курске были и самые жестокие допросы, точнее пытки ради пыток, потому что все, что могли, за минувший год парни уже рассказали.

«Там иголки под ногти засовывали, бутылки о голову разбивали. Была в бане сушарка промышленная, туда пацанов засовывали, и они там почти задыхались и отключались. Мне молотком вбили позвонки в хребет, били бутылки от шампанского о голову ради смеха. Много случаев, когда забивали насмерть. Многих пацанов изнасиловали. К примеру, один из видов сексуального насилия — это, как они называли, чупа-чупс. Спрашивают: «Ты любишь конфеты?» — и любой ответ правильный. Дают тебе резиновую палку, которой они бьют и заставляют облизывать и сосать, имитировать вот это. И это самое меньшее, что они делали. Многих пацанов этой палкой изнасиловали. У нас был парень, его три месяца подряд по два-три раза в день насиловали зеки. Платили надзирателям деньги, те его уводили. У него потом кукушка совсем поехала. Ночью было страшно, когда слышал, как кого-то пытают».

Выдержать морально постоянные пытки и издевательства было непросто. Некоторые военнопленные накладывали на себя руки. У Влада было две попытки суицида. Первый раз, когда везли на обмен, но не обменяли.

«Меня парни спасли, — вспоминает мужчина. — Очень сильно влияет то, с кем сидишь в камере. У нас была пятиместная камера. Там было 12 человек: айтишники, учителя английского, фермеры и бизнесмены. Мы много общались, я там многому научился, теперь про фермерство знаю, как деревья подрезать, английский подучил, рассказывал остальным про Польшу».

Несмотря на нечеловеческие условия, украинцы находили возможность отвлечься. Из книжных обложек — россияне давали читать всевозможных карлов марксов и тому подобное — Влад с сокамерниками сделали игральные карты и домино. Прятали их в вентиляции.

А еще украинцы умудрились пошить себе трусы из постельного белья:

«Нам не давали ни трусов, ни носков, только робу. Мы сделали из пластикового ведра, на тюремном жаргоне «Аленки», иголки. Потом вытягивали нитки из зековских одеял, три-четыре, связывали между собой и этой веревкой отрезали борт ведра, потом затачивали о бетонный пол. Делали выкройки из простыни и сшивали трусы, чтобы хоть как-то на людей быть похожими».

СВОБОДА

Обменяли Влада после Нового года, 3 января 2024 года, когда состоялся большой обмен и на родину вернулось 230 украинцев. Когда морпех вспоминает этот день, у него в глазах стоят слезы:

«Мы Новый год отпраздновали, нам налили чая больше, чем обычно, — делится защитник. — Открывается кормушка вечером, называют мою фамилию, и еще троих людей. Мою фамилию год не называли, а тут назвали. У меня аритмия, ноги подкашиваются, тупо падаю и сознание теряю. Привели в чувство, спросили, какой размер одежды. Я понял, что на обмен. Две ночи не спал, не мог заснуть. 3 января меня и других подняли, надели шапки на лицо, завязали скотчем и погрузили в автозаки. Обменяли нас уже в семь вечера на границе с Сумской областью. Первые слова, которые я услышал, были на украинском: «Хто буде цигарки?» и «Слава Україні». Сказать, что у меня радость была, ничего не сказать. У меня слезы просто ручьем текли, я не мог остановиться. Не мог поверить».

Освобожденных отправили в Санжары на обследование. Ежедневные пытки серьезно подорвали здоровье каждого. Крепкие мужчины за два года превратились в свои тени, словно с фотографий Голодомора 1930-х годов.

«У меня выявили закрытую черепно-мозговую травму, вырезали желчный пузырь — он закальцинировался из-за качества воды, хотели ампутировать большие пальцы на ногах, но потом смогли вылечить. В Курске мне выдали обувь 41-го размера, а у меня 45-й. Пальцы начали гнить. Кацапы просто кусачками мне ногти вырвали, и все лечение. Еще они мне три позвонка молотком на допросе вбили. Но врачи говорят, что спинной мозг не задет и лучше не трогать, а понемногу вытягивать».

Началась долгая реабилитация. Благодаря волонтерам, Влад и еще трое освобожденных смогли поехать в один из лучших курортов Литвы Druskininkai, потом в Карпаты. По словам мужчины, на два месяца он практически утратил способность чувствовать. Не ощущал ни радости, ни злости. Вспоминает, что даже когда родители приезжали — было все равно.

«Там у меня выявили ПТСР, — рассказывает морпех. — Во-первых, я понял, что алкоголь мне нельзя. Сразу начинается неконтролированная агрессия, обостренное чувство справедливости. У меня стандартные проявления. Сейчас, я считаю, что научился это контролировать и живу с этим. ВЛК мне поставили третью группу инвалидности, сейчас буду переделывать на вторую, потому что здоровье ухудшается».

РОССИЯ — ТОНКИЙ ФАСАД ИЗ ДОСТОЕВСКОГО, ЗА КОТОРЫМ РАЗРУХА И ВОЙНА

Вернуться к полноценной жизни помогло желание продолжать борьбу с врагом, но уже на информационном фронте. Влад стал амбассадором проекта Break the Fake, который специализируется на противодействии пропаганде и дезинформации. Только недавно воин вернулся из Франции. До этого был в Литве, Латвии, Эстонии, Польше, Австрии, Словакии, Словении, Хорватии, Греции и Турции, общаясь с местными журналистами, депутатами и высокопоставленными чиновниками.

«Это своего рода тоже война, информационная, на международной арене, — рассказывает бывший военнопленный. — Не только в Украине. Мы заблокировали телеканалы 112 и ЗИК, медведчуковские каналы — источники российской пропаганды. Сейчас блокируем пропагандистские нарративы россии в Европе. Я на собственном опыте рассказываю, что такое россия и россияне. Рассказываю, что они делают с людьми. Учу европейцев фильтровать новости. Они слепые абсолютно ко всем этим фейкам, пропаганде, как малые дети. У них нет своей контрпропаганды. А у нас, у Украины, опыт огромный, и мы можем европейцев этому научить. Им нужно показывать, что россия — это не про величие и не про культуру. россия — это про бедность, разруху и войну. Тонкий фасад из балета и Достоевского, а за ним водка, медведи, балалайка, пьяный мужик, избитая жена и избитые дети. Вот это и есть настоящая россия».

«Европейцы должны понять, что у нас идет не просто война двух армий, — продолжает морпех. — Россиянам уже помогает Северная Корея, Китай, Иран. Это война между законом и силой. Я не хочу жить в мире, где большая страна может напасть на меньшую и забрать территорию, потому что так захотелось. Зачем нам тогда все эти законы, демократия? Зачем тогда это все? И если бы не добровольцы, если бы не те парни, которые сейчас на фронте, россияне были бы уже все здесь, всех мужчин бы уже перестреляли и завозили кацапню в Украину насиловать наших женщин и детей».

Напоследок Владислав просит рассказать о том, что россия в нарушение международного права не подтверждает взятие в плен наших воинов.

«У нас очень большая проблема с тем, что россия берет в плен ребят и не подтверждает официально, где они, — рассказывает Задорин. — Я лично не верю в обмен всех на всех, совершенно не верю. Если будет обмен всех на всех, будут менять только официально подтвержденных. А что делать с другими? Это уже, на самом деле, на всю жизнь. Плюс еще те гражданские, которые на оккупированных территориях были захвачены. Их тоже много, они не военнопленные. Они не подходят ни к одной конвенции. За два года плена я не видел ни одной организации, которая бы следила за содержанием военнопленных. Ни одной. Красный крест — первая организация-импотент, совершенно некомпетентная. Есть показательные тюрьмы в россии, куда их пускают. На данный момент в россии уже более 200 мест содержания. Наши парни сидят и в Магадане, и на Колыме, в Сибири, в Чечне, в Беларуси. Все они ждут свободы, и мы не имеем права о них забывать».