Одесский судмедэксперт — о трупах бандитов, «консервах» и несуществующем маньяке в психбольнице

«Думская» пообщалась с человеком необычной профессии – судебно-медицинским экспертом высшей категории Борисом Яворским. По специальности он работает уже больше двух десятилетий. В конце 1990-х наш собеседник исследовал трупы бандитов и воров в законе, а еще он пишет изящные эссе и публикуется на литературных порталах. Специальный корреспондент Александр Сибирцев, который говорил с Борисом, решил полностью исключить из материала себя, свои вопросы и комментарии. В общем, остался один Яворский. Ему и слово.

- Патологоанатом — это специалист, который занимается исследованием тел умерших от болезней, умерших под наблюдением врачей. А судмедэксперт – совсем другая профессия. Его задача – установить точную причину насильственной смерти. Кроме исследований тел умерших, судмедэксперт работает с живыми людьми – выясняет причины нанесенных травм, если это необходимо для следствия и суда. Также в нашей компетенции так называемая досуточная летальность, когда человек пролежал в больнице меньше суток; все тела с травмами, а также смерти с неустановленными причинами. Судмедэкспертиза – это еще и большое количество анализов и лабораторных исследований – до нескольких десятков. Все делается в Валиховском переулке.

КАК СТАНОВЯТСЯ СУДМЕДЭКСПЕРТАМИ

…Я как-то с самого начала интересовался этой профессией. Еще в школе, в 8-9-м классах, я на уроки приносил пухлое руководство по патанатомии. Там были шокирующие картинки, которые поражали воображение одноклассников. С детства я интересовался, как все устроено внутри. Игрушки разбирал на части. Что характерно, удавалось потом собрать обратно.

Сначала учился в Одесском мединституте. С потока лишь я один ушел в судмедэксперты. Затем год учился в Киеве в интернатуре. Интернатура у меня была, скорее, академическая и заключалась больше в начитке материалов. В числе прочих предметов в расписании мы, начинающие судебные медики, с некоторым недоумением обнаружили психологию.

По этому поводу мы немедленно принялись упражняться в остроумии, обрисовывая ту специфику, которой должен обладать цикл психологии для людей нашей профессии. Например, зубоскалили мы, непременно должен быть раздел «психология трупа».

Действительность превзошла самые смелые наши ожидания. Преподаватель психологии, полноватая и густо накрашенная дама неопределенного возраста принялась нам рассказывать, как именно следует загадывать желания, чтобы они непременно сбывались, что нужно представлять («визуализировать», — почти по слогам, с придыханием и акцентированным «о» проговаривала «профэссор») над собственной головой и в какую сторону ее вращать, чтобы «отвести глаза недоброжелателям». В общем, горе-психолог несла откровенную ахинею… Однажды я не выдержал и заявил прямо на лекции «девушке» о том, что все, что она якобы «преподает» — ерунда.

«Профэссор» не сдалась и ввязалась в дискуссию. В качестве иллюстрации эффективности ее «методик» она вовлекла меня в примитивнейший хрестоматийный психологический эксперимент «на внушаемость» с определением характера человека по фото. Эксперимент, конечно же, с треском провалился.

Больше я на эти занятия не ходил. К чести преподавателя, она таки поставила мне зачет по предмету.

О РЕЛИГИИ

…Я скорее апотеист (в бога не верит, но и не готов совсем отрицать его существование, — Ред.). Или агностик. Ко всему привык относиться конструктивно. Это – о моем отношении к религии. А вообще, почти все мои коллеги – атеисты. Некоторые, конечно, рассуждают о религии и боге, но это скорее из-за возраста. Человеческий организм – это одно из самых интересных устройств. Человек устроен очень гармонично и рационально. Единственное иррациональное в организме – это разум. Это настоящий паразит и разрушитель тела, захвативший чересчур много власти над организмом. Но рассуждения о том, где находится у человека душа – не мое.

О ПРОФЕССИОНАЛЬНОЙ ГИГИЕНЕ

…О моргах, патологоанатомах и судмедэкспертах, вообще об экспертах, имеющих дело с трупами, у обывателей ходят глупые и нелепые слухи и мифы. Для обывателя медик, который исследует труп – прежде всего, патологоанатом. О том, что существуют судмедэксперты, обыватель обычно даже не вспоминает.

Конечно, судмедэкспертиза – достаточно опасная профессия. Например, в морге почти все переболели туберкулезом, но спецкомиссии в упор не видят связи с профессией. Многие трупы с ВИЧ, с сифилисом, с туберкулезом. Но перчатки, гигиена и осторожность — наше все.

Брезгливому человеку в нашей профессии делать просто нечего. С другой стороны, эта работа приучает очень рационально подходить к вопросам гигиены – это просто вопрос жизни.

Вместе с тем, есть некоторые странности. Например, многие люди нервно реагируют, если при них затушить сигарету в кофе, а затем допить чашку. Между тем, это абсолютно стерильно, а кофе не меняет вкуса после такого действия.

Запахи в морге, которые люди именуют «трупными» — это тоже один из навязчивых шаблонов. На самом деле, это целый комплекс запахов, в том числе препаратов. Собственно гниения в этом «коктейле» очень мало.

Что происходит с останками? Все просто — органика превращается в прах. После естественных процессов разложения остается пыль, глинистые остатки на дне гроба. Могильных червей, на самом деле, не существует. Это обычные опарыши – личинки мясных мух. Насекомых привлекает органика, они производят потомство на телах погибших. А под землей мух нет. Опарыши вылупились и потом закончили существование. Есть еще дождевые черви, которые могут проникнуть в гроб. Но в запаянных гробах их нет.

У кого пропадает аппетит от вида трупов – тот должен заниматься курортологией. У специалистов аппетит не пропадает. Все, что происходит вокруг нас – естественное явление.

ЗАРПЛАТА

…Попутно с учением в мединституте я работал переплетчиком – переплетал и реставрировал книги. Эту специальность я получил еще до института. Первые годы в судебной экспертизе подрабатывал тем, что ездил по адресам, обмывал и одевал умерших. Тогда такая работа стоила несколько десятков гривен – курс был другой. Бальзамирование трупа стоило, конечно, дороже. У патологоанатомов всегда были льготы. У нас – нет. Не знаю, почему.

Взятки, конечно, пытаются предлагать. Самая необычная взятка — крестьяне ночью забирали тело и настойчиво предлагали огромный бутыль мутного и зловонного самогона…

О БАНДИТАХ И «КОНСЕРВАХ»

…В конце 1990-х я застал убывающую волну бандитизма. Коллеги рассказывали, что под занавес перестройки каждый огнестрел был событием, на которое сбегались все эксперты, чтобы посмотреть. А в середине 90-х он перешел в разряд «опять кого-то подстрелили».

Когда я начинал работать, в разгаре было Палермо, наркомания и все такое. Часто привозили умерших наркоманов, а мы находили у них в анальном отверстии готовые шприцы с наркотическим раствором – так они прятали дозы от милиционеров «на черный день». Тогда вымирало целое поколение. Умирали от передоза или сопутствующих заболеваний.

В Одессе криминальные убийства чаще всего бывали огнестрельными. Взрывных почти не было, как-то не сложилось.

…Приходилось осматривать и тела воров в законе. Помню Шария по прозвищу «Шарик». Застрелили его из нагана. Как в песенке, «убили Мишу в Питере с нагана». На месте преступления я сначала жутко растерялся: был еще зеленым. Чуть не наступил на орудие убийства. Там было несколько ранений. Шарий лежал у нас в холодильнике почти месяц – милиционеры опасались, что его похороны выльются в какое-то сборище криминальных элементов, в сходку. Кстати, что бы там ни говорили, криминал не пытается решить вопросы со своими погибшими – как-то повлиять в свою пользу на работу судмедэкспертов. Киллеров не интересуют последствия, а остальной криминалитет уже в курсе, кто и за что «исполнил» погибшего.

В Одессе конца 90-х годов в ходе очередного передела сфер влияния жаргон оперов и судмедэкспертов обогатился новым выражением – «консерва».Тогда начались разборки за контроль над валютчиками – между местными и вьетнамцами, которых в Одессе начали сразу же называть «ниндзями». Эти войны давно отошли в прошлое. Но в те годы жертв разборок находили регулярно. В основном на Полях орошения, а как-то нашли в подвале.

«Консерва» представляла из себя железную бочку, содержащую от одного до трех трупов выходцев их Юго-Восточной Азии, разной степени расчлененности, в бетонном соусе.

Вскрытие такой «консервы» было задачею нетривиальной и требовало виртуозного владения ломом и кувалдой. Первые подобные находки сотрудники милиции, мучимые любопытством и жаждущие раскрытия «по горячим следам», пытались разбирать непосредственно в процессе осмотра места происшествия. Однако вскорости случилась неловкость: некий наделенный недюжинными статями начальник райотдела энергичным взмахом кувалды вместе с куском бетона снес голову незадачливому пленнику бочки, что впоследствии сильно осложнило моему коллеге работу по установлению причины смерти. После этого казуса служивые осознали, что такая деликатная работа, как вызволение «гвидонов» из бетонного монолита, должна быть уделом профессионалов. В конце концов, рассудили они, кто вскрывает труп, должен уметь вскрыть и бочонок. Что ж, мы быстро освоили эти навыки.

До сих пор стоит у меня перед глазами сюрреалистическая картина: задний двор морга, поздний вечер, и в свете фар нескольких автомобилей пигмалионы в белых халатах ломами и кувалдами – аккуратно, осторожно – долбят бетонную глыбу, удаляя все лишнее, и из бетона постепенно высвобождаются раздутые, позеленевшие, зловонные лики.

…Об Игоре Свободе – любые необычно найденные останки тут же начинают подозревать, что это останки пропавшего чиновника и соратника Гурвица. Как-то в катакомбах нашли некие останки, сразу были версии, что это тело Свободы. Но потом оказалось, что это не его останки.

…Одного из двух членов банды Дикаева вскрывал. Но комментировать это не хочу…

О ПОПЫТКАХ «РЕШАТЬ ВОПРОСЫ»

…Всегда находятся люди, уверенные в том, что национальность, вероисповедание или образ жизни мистическим образом выводят их из-под юрисдикции уголовного права; в частности, каким-то образом позволяют судмедэксперту постичь причину смерти и выписать врачебное свидетельство о смерти без исследования тела покойного. Наиболее ярко эта уверенность живет в представителях кавказских народностей, а среди них – в «лицах мусульманского вероисповедания». Подобные разборки происходят как минимум раз в месяц. Родственники, друзья, представители диаспоры. Столкнулся с забавной ситуацией – тела погибших за рубежом, привозят к нам. За рубежом, как правило в странах ислама, в справке стоит «остановка сердца». И все! Вне зависимости от того, что произошло – повешение, утопление или огнестрельное ранение… В какой-то момент общение такого рода стало моей задачей. Я уже понимал к этому времени специфику общения с представителями разных категорий населения. Поэтому, когда ко мне заявились как-то раз товарищи с кавказским акцентом и привычными требованиями, я не стал апеллировать к закону.

– Нет, – ответил я на все доводы.

– Но почему? – спросили меня.

– Потому что не хочу, – сказал я.

Это было аргументом. В картине мира моих собеседников вопросы соответствия закону лишь меняли стоимость того или иного действия. Другое дело, если мужчина говорит «нет» потому, что не хочет. Разговор был закончен за пять минут.

А вечером того же дня мне позвонил знакомец из районной прокуратуры.

– Борисыгорич, – строго сказал он мне и хихикнул. – Тут на тебя люди с жалобой обратились.

– О, как, – ответил я. – Ну и?

– Пришли, значит, ко мне и говорят: вот, мол, в морге работает злой бородатый человек, с которым не получается договориться.

Постоянно кто-то пытается «решить» вопросы – в основном предлагают не вскрывать тело. Чаще всего это мусульмане. Чаще всего заявляют, что мулла не разрешает. Но спрашиваешь, кто мулла, фамилия, и они тут же впадают в ступор.

Религиозные евреи негативно относятся к вскрытиям. Но сходимся на том, что обещаю выполнить их просьбу «сберечь кровь» тела – чтобы «священная жидкость» не уходила в канализацию.

Милиция не пытается давить – правоохранители чаще пытаются хитрить. Часто это происходит для «статистики», особенно если погиб неустановленный человек. Например, спрашивают настойчиво и очень «убедительно» — мол, труп же падал? И наверняка несколько раз одной и той же частью тела…

КАК СНИМАЮТ СТРЕСС ЭКСПЕРТЫ

…Раньше судмедэксперты расслаблялись традиционно – как правило, происходили классические пьянки после работы. Сейчас поколения поменялись. И самый традиционный способ расслабления – компьютерные игры. Куда не зайдешь, в любой кабинет – везде рубятся в танчики. Ревут тормоза, лязг гусениц, грохочут взрывы и выстрелы.

Было такое. Дежурство, темная ночь. Двор позади, передо мной дверь в дежурку, еще шаг, и вдруг сквозь ночь — рычание, вскрик, бабах! Гулкий выстрел, нечеловеческий визг, еще выстрел, грохот и звон разбитого стекла; и смутно знакомый хриплый голос:

– Я не держу на тебя зла!..

Рывком распахиваю дверь. В дежурке тепло и накурено. Закипает чайник. Дежурный санитар смотрит на меня осоловелыми глазами. Перед ним, на экране компьютера, поблескивая лысиной, кряжистый чернобородый мужик вскидывает ружье:

– Будь ты проклято, дитя мое!..

О СУИЦИДЕ С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ СУДМЕДЭКСПЕРТА

…Самоубийца – как правило, это мужчина от 40 до 50 лет. Женщин, подростков и детей мало. Чаще всего к нам привозят повесившихся мужчин. Женщин гораздо меньше. И они гораздо изобретательней – там и таблетки, и режут вены, и много всего прочего.

Женщины очень изобретательно подходят к суициду. Если поступает труп суицидницы, то как правило, на руках и ногах обнаруживаем следы прошлых попыток самоубийства – шрамы от порезов вен. Еще изобретательней – шизофреники. Например, в Киеве, в музее СМЭ, стоит аппарат, найденный на месте суицида одного из психически больных погибших. Человек придумал прибор. Сначала он наглотался таблеток снотворного, а затем прибор, среагировав на таймер, ударил его током во время сна и убил.

О самоубийстве выстрелом – первое же ранение головы из ствола приводит, как правило, к потере сознания. Поэтому о реальности самоубийства при помощи нескольких выстрелов, если первый был в голову, говорить не приходится. Бывают глупые попытки суицида выстрелом из Флобера (пистолет под патрон Флобера – оружие малоэффективное, можно даже сказать, игрушечное, — Ред.). Но обычно это приводит к освидетельствованию живого человека после больницы. Был один случай попытки суицида из пневматики – но затем человек просто сгорел на пожаре, им же устроенном. Из травмата можно застрелиться свободно. Если в рот – самое надежное. Можно рекомендовать.

О ПСИХОЛОГИИ ОБЩЕНИЯ

…Психология судмедэксперта – это общение с близкими погибших. И это самый неприятный и тягостный момент в моей работе. Как правило, родственники в состоянии горя напоминают взведенный боевой снаряд, бомбу, которая может взорваться в любой момент. Приходится вести себя очень осторожно и тактично, чтобы ни жестом, ни словом не стать причиной «взрыва». Помогает только выдержка и опыт.

КТО ЧАЩЕ УМИРАЕТ ВНЕЗАПНО

…Если говорить о наиболее распространенной причине смерти, то это сердечные заболевания. К нам поступают люди, которые не лежали в больнице. Необязательно это бомжи. Например, идет по улице – упал и умер. Этих больше всего. Умерших в результате врачебной халатности, немного. И да, если человек лежал в больнице и умер по причине заболевания, то его исследует патологоанатом.

В сутки поступает от 7 до 20 трупов в судмедэкспертизу. На одного эксперта приходится от одного до трех трупов. Если ментам нужно раскрывать по горячим следам, то приходится делать исследование и ночью.

О летаргии – как-то вызвали осматривать и забирать на исследование холодной зимой замерзший «труп» — приезжаем, осматриваем. И вдруг труп начинает гукать и бормотать, полуоткрыв глаза: «Идите нах, ребята».

Бомжей умерших находят довольно много. Особенно зимой. Грязные и запущенные тела еще в труповозке обрабатывают дезраствором – почти полностью заливают жидкостью. Просто затем, чтобы вошь не расползалась. А потом надеваем перчатки и вскрываем.

Много умерших от злоупотребления алкоголем. Теоретически спиртным можно угробить себя спиртным за полгода. Часто, когда скорбящие близкие выясняют, что причиной смерти стал алкоголь, они возмущаются и недоумевают: «Как же так, такой здоровый товариш – литр водки мог выпить». Приходится отвечать в том же духе, кратко и лаконично: «Ну вот»…

О «МАЯТНИКАХ», «ПОДСНЕЖНИКАХ», ЭКСГУМАЦИИ И БАЛЬЗАМИРОВАНИИ

…И снова о жаргоне. «Маятник» – это повешенный суицидник, «подснежник» – найденный под снегом труп. «Поплавок» – это всплывший утопленник. «ГГ» – геть гнилой, «ТГ» – трошки гнилой – один из бывших заведующих моргом так неофициально называл найденные трупы. Терминология закрепилась.

Самое неприятное для меня – это исследовать трупы детей. А например, одна коллега когда-то потеряла друга, погиб от огнестрела. Теперь она не очень охотно берет такие тела на исследование.

Эксгумации и участие в них – еще одна особенность профессии. Самая отстоящая по времени от смерти – эксгумация графа Воронцова и его супруги, после которой их перезахоронили. Тело графа не сильно пострадало, это были скелетированные останки. Граф был в запаянном металлическом ящике, супруга сохранилась чуть хуже, так как находилась в обычном гробе.

О «МАКИЯЖЕ»

…В силу своей профессии я нечасто слышу, чтобы на меня кто-то надеялся. Да что там говорить, обычно моя работа начинается, когда все надежды уже далеко позади. Но иногда бывают исключения.

Подруга моих посетительниц, сильная, самостоятельная женщина преклонных лет, умерла в собственной квартире, которую, как водится, делила с многочисленным кошачьим семейством. Произошло это вечером в пятницу, а обнаружили ее лишь в воскресенье. Благодаря холодной погоде и приоткрытому окну тело сохранилось вполне хорошо – за исключением одной неприятности.

Оголодав за два дня, питомцы принялись за единственную доступную им еду – бывшую хозяйку. В связи с этим, на момент обнаружения трупу недоставало уха, щеки, носа, верхней губы и еще кое-чего по мелочи.

– Оч-чень неприличный вид, – заявила дама в шляпке. Манера чрезмерно четкого произношения слов выдавала в ней матерого преподавателя. – С этим надо что-то делать.

Это был вызов. Это было интересно.

– Ничего не гарантирую, – ответил я даме, – Но пара идей у меня есть.

Проволока. Вата. Клей. Из проволоки сделать каркас и крепить его к костям лицевого черепа. На проволоку пинцетом – кусочек ваты, смоченный клеем. Дать подсохнуть. И далее – слой за слоем, постепенно моделируя утраченные ткани и сверяясь с фотографиями. Грим. Косметика – тональный крем, пудра; вывести цвет муляжа вровень с окружающими сохранными тканями…
Похороны удались. Усопшая «щеголяла» новенькими чертами лица. Кто-то из скорбящих восторженно выдохнул:

– Как живая…

– Нет, не как живая, – отрезала дама в шляпке, вздернув бровь. – Зна-чи-тель-но лучше.

О ПУТАНИЦЕ И ПРОФЕССИОНАЛЬНЫХ ПРИВЫЧКАХ

…Проглядывая ежедневно наши сводки поступлений, на случаи доставки умерших с одинаковыми или схожими фамилиями я реагирую почти панически, ибо если неприятность может произойти, то она постарается это сделать. Не меньшую тревогу у меня всегда вызывают и умершие с фамилиями, которые располагают к ошибочному восприятию: когда к нам поступил покойник по фамилии Неизвестный, на каждом этапе оформления связанных с ним документов я обращал внимание коллег, что это именно фамилия; и все равно на одном из наших бюрократических этапов бедняга едва не превратился в «неизвестного мужчину».

И конечно же, выдача тела родственникам – это всегда процедура дополнительного контроля. Особенно, если вокруг суета. Особенно, если скорбящие в состоянии некоторой неадекватности – а человек в состоянии острого горя всегда более или менее неадекватен. Одна из задач, стоящих перед усталой, небритой, потной «младшей медсестрой» – аккуратно растормошить ушедших в себя родных и близких и заставить их внимательно посмотреть под покрывало: то ли тело? Просмотреть список одежды с умершего: та ли одежда?

А много лет назад в нашем морге был неоднозначный эпизод, воспоминания о котором живы до сих пор. К нам привезли погибшего под колесами поезда; голова его была ровно и аккуратно отделена от туловища. Родственники опознали покойного по фотографии, по одежде, вещам, которые были найдены на теле. Матерый старый «младшая медсестра ***ов» не отличался чуткостью и тактом, но твердо знал, что фотографии и вещи могут быть случайно перепутаны, а значит, надо закладываться на то, что они перепутаны. Поэтому младшая медсестра ***ов недрогнувшей рукой ухватил голову за кудри и, высоко подняв, продемонстрировал ее стремительно теряющим сознание родственникам:

– Ваш?

С годами работы постоянная готовность к перепроверке всего становится частью личности, вырабатываются автоматизмы; однажды я поймал себя на том, что перед тем, как протянуть сотруднику ГАИ документы, открыл «книжечку» и проверил, правильно ли записаны паспортные данные в моем собственном водительском удостоверении. Нужно было видеть, с каким подозрением ГАИшник сличал мою физиономию с фотографией и задавал осторожные вопросы.

ПСИХИАТРИЧЕСКАЯ «ГРУДНАЯ МОГИЛА»

…Психиатрическая больница в Одессе построена по павильонному принципу, то есть представляет собою немаленький и довольно неухоженный парк, на территории которого разбросаны особнячки отделений; изрядная часть их тогда была полуразрушена, необитаема и иногда давала приют асоциальному элементу, нимало не смущавшемуся ни самой «психушкой», ни окружающими ее достопримечательностями — больницами, кладбищем и общежитием студентов-медиков.

Тропинка вывела нас на лужайку близ одной из таких живописных руин; на этой лужайке молча стояли люди, человек двадцать, аккуратным кругом диаметром метра в три, и хмуро взирали на что-то в центре. Знакомые все лица — собралось милицейское и прокурорское руководство района, города и области.Мелькнула мысль, что вот если бы здесь и сейчас чего-нибудь взорвать, то это был бы практически идеальный по эффективности теракт.

Разомкнув безмолвный круг словно бы находящихся в трансе пОльт и кожаных папок и вторгшись в центр мистерии, я наконец-то увидел объект их медитации.

Это была грудь.

Женская грудь, умеренно крупная, аккуратно обрезанная по краям, с белою кожей, крупной ареолой и вызывающе торчащим вверх соском, подобно странному грибу, казалось, росла в молодой невысокой траве посреди лужайки.

Состояние служивого люда стало вполне понятным. «Расчлененка», да еще и на территории психбольницы — это не просто резонанс; это чудовищный гембель и в перспективе конец карьеры для всех, кто не предотвратил и не спрофилактировал, хотя был обязан, а как именно и мог ли — вот такие мелочи мало интересны руководству, да…

— Ну, щто, доктор? — нарушил молчание начальник Ленинского райотдела. — Может, это не сиська? А этот… как его? Муляж, да?

Подумалось — пожалуй, впервые вижу его без широкой обаятельной улыбки в тридцать два золотых зуба.

— Все плохо, Зураб Бухутьевич. К сожалению, не муляж. Это действительно сиська. Грудь. Мамма. Молочная железа.

Выясняю у него подробности: студенты, которых «припахала» кафедра, занимались благоустройством больничной территории и случайно обнаружили «это»; студентам оказана помощь, их жизнь и психическое здоровье уже вне угрозы.

Диктую следователю описание находки и привязку к местности, после чего приступаем к осмотру места происшествия «от находки». Внимание наше привлекает участок со свежей рыхлой землей — здесь явно копали недавно и неаккуратно.

Описываем этот факт и начинаем послойно снимать грунт, раскапываем ямку. Немедленно обнаруживаем вторую грудь; это не вызывает у присутствующих особой эмоциональной реакции — понятно, что если есть одна грудь, то должна быть и вторая; напрягает эта находка лишь меня, поскольку вторая грудь по сравнению с первой выглядит… Как стоптанный кирзач рядом с офицерским хромовым сапогом. Первая — относительно свежая, крупная; вторая — помельче, дряблая и, что характерно, уже зеленоватая, с явным запахом. Фактор разных условий «хранения», конечно, имеется, но опыт подсказывает, что при заданных погодных условиях и на представленных объектах этот фактор не повлиял бы настолько.

А потом в раскопке обнаруживаем третью грудь. Для «круга скорбных лиц» это страшный удар. Стало ясно, что это не просто единичная «расчлененка». Нет, в Одессе действует серийный убийца, расчленяющий жертвы и прячущий их в психбольнице, откуда, наверное, он и был когда-то выпущен по ошибке — и теперь, наверняка из-за сентиментальных воспоминаний, именно сюда, в свое логово, он приносит свою добычу…

Тем временем мы с опером продолжаем изображать из себя археологов. Четвертая и пятая груди были извлечены из «могильника» и восприняты окружающими уже более спокойно — ну, да, здесь много жертв, мы это уже осознали, товарищи, — но вот следующая находка вызвала живейший интерес: кусочек клеенки, с два пальца размером, на котором аккуратными буквами была выведена некая фамилия. Фамилия заканчивалась на «-енко». Понять, кто, мужчина или женщина, скрывается за этой фамилией, было невозможно; в связи с этим все присутствующие немедленно разделились на два лагеря: первые, их было меньшинство, полагали, что это маньяк-убийца расписался в содеянном, чтобы добавить азарту в последующей охоте, прочие же отстаивали теорию о фамилиях жертв, которые маньяк записывал и прилагал на память к их останкам.

Впрочем, еще несколько минут и грудей спустя клеенчатые лоскуты с фамилиями пошли один за другим, фамилии были или женскими, или не имеющими рода, и сторонники расписавшегося маньяка признали свое поражение. Теперь животрепещущим стал другой вопрос: где, собственно, все остальные фрагменты жертв?

Тем временем наши изыскания в грунте подошли к концу. На большом полиэтиленовом мешке рядом с «могильником» аккуратными рядами строились пронумерованные груди — всего около трех десятков штук самых разных размеров, форм и степени свежести, и бирочки — примерно в том же количестве. Картина эта была настолько сюрреалистичной, настолько выпадающей за пределы привычного мира, что у многих присутствующих вызывала нервный смешок. Мы переглядывались в некотором недоумении — что-то не так или с нами, или с окружающим миром, читалось в этих взглядах. Так не бывает. Не здесь. Не в нашем городе.

Не знаю, кто первый из присутствующих зацепился взглядом за соседнее здание, отделенное от психиатрической больницы высоким каменным забором. Не было сказано ни слова, но постепенно один за другим взгляды останавливались на нем — и не уходили. Через несколько минут мы все стояли и молча смотрели на это здание, и на каждом лице по очереди сменялись выражения — недоумения, затем осознания, облегчения, почти эйфории — инаконец, ярости и отчетливого желания бить кого-нибудь, желательно ногами.

Мы с ненавистью смотрели на онкологическую больницу.В которой самая частая операция — удаление молочной железы. Состава преступления не было, административно санитара наказали. А вообще хирургические отходы хоронят на Западном кладбище, как и все «бесхозные» тела, поскольку всегда предполагается, что может произойти эксгумация. Хоронятся неопознанные и фрагменты в деревянных ящиках, но никак не в братских могилах. У каждого захоронения есть номер и предыстория, зафиксированная документально.

О ПРИМЕТАХ И МЕЧТАХ

Примета общеврачебная – не желать спокойной ночи. Если хочешь стать врагом – пожелай врачу спокойной ночи. Мои коллеги, как правило, не религиозны. Но иногда до определенного возраста. Даже у меня в кабинете есть икона, но это сувенир. Подарили коллеги.

Обычно сплю без сновидений. Но как-то раз мне приснился «профессиональный сон», обострился гастрит и приснилось, что у меня в животе «хорошо проработанная дыра».

Моя мечта, чтобы не приходилось исследовать погибших детей. Смерть необходима для того, чтобы происходило обновление человечества и для того, чтобы родившимся было где жить. Но дети умирать не должны…

Записал Александр Сибирцев, фото Александра Гиманова