Преступники или добровольцы: нужны ли Украине осужденные защитники

Инициатива об амнистии осужденных, чтобы они могли воевать, вызвала живое обсуждение в украинском обществе. Оговоримся сразу: в законопроекте № 10419 речь идет только о тех, кто сидит за нетяжкие криминальные правонарушения и хочет добровольно пойти служить. В социальных сетях продолжаются бурные дискуссии, причем кого больше, сторонников или противников, так сразу и не определишь.

- А как их отличить? Где рецидивист, где паинька? Они же лживые, на слезу давят, а как выйдут, то опять за свое.

- Зачем нам копировать россию с «Вагнером»! А кто у нас в роли Пригожина выступит?

- Ну, если все мужики попрятались под юбки, то давайте урок выпускать!

- Вы видели интервью певца Меловина про мобилизацию? Он откровенно признался, что боится! Он готов петь для бойцов. Меловин бледнел личиком и тряс лапками! Так уж лучше взять краснорожего дюжего детину-уголовника.

Какое настроение у самих осужденных? Готовы ли они идти воевать? Узнавал спецкор «Думской» Дмитрий Жогов.

«КИКИМОРЫ» ИЗ КОЛОНИИ

- Рыбу чистят от хвоста к голове, «кикиморы» плетут снизу вверх.

Виталий раскладывает ее лохмы, то есть пучки нитей, для удобной работы.

- Надо, чтобы одинаковой длины были, — его пальцы быстро мелькают, сплетая обрезки тканей. — Короткие лохмы сделают камуфляж похожим на кактус, а длинные будут цепляться за все подряд.

Процесс плетения «кикимор» трудоемкий. Ах, да! «Кикиморы» – это, если кто не знает, маскировочные костюмы, которые могут бойцам спасти жизнь, такие себе плащи-невидимки.

- Мне звонят постоянно, — рассказывает Виталий, — и не только по поводу «кикимор». Снайперы звонят. Контрразведчики звонят. «Виталя, можешь достать памперсы для взрослых?» Это, знаете, нужно, когда они в лежку залегают и лежат часами в засаде, стерегут цель. Шелохнуться нельзя. И они же знают, что я в тюрьме сижу. И говорят: надо сухие борщи, супы. Я говорю: «Без вопросов», — и сам уже связываюсь с волонтерами.

Виталий Кононенко, даже отбывая срок в колонии, помогает армии. И нередко получает втык от администрации за использование телефона. А как без него?

В шесть утра подъем. В десять вечера отбой. Однако спать можно, сколько захочется. Дни тянулись резиновые, бесконечные, казенные. Вот он и нашел себя в плетении «кикимор». Начальство дало добро. Он связался с одними волонтерами, сплел пару штук, а потом увидел, что его работу выставили на продажу. Послал их. 

И работает с новыми. Надежными. С гордостью показывает бойцов в своей «одежке».

- На фронт бы пошли?

- Я не то, чтобы пошел, я бы побежал на фронт! Мне нужна не свобода! До конца срока мне осталось два с половиной года. Мне 40, и из этих сорока я двадцать два года отсидел. Я не святой человек. Я не скажу, что всю жизнь сижу ни за что. У меня преступления просты. Я залез и украл у кого деньги, у кого золото, у кого мопед. Однако за это я получил срок на особом режиме. У меня пятеро детей. Я хочу, чтобы дети иначе про меня думали. Моя семья ничем не хуже семьи тех, чьи мужчины стоят на защите страны, и мои дети должны понимать и знать, что их отец делал в своей жизни все, чтобы их будущее было независимым. Есть бригады, которые готовы взять меня к себе. И написать письмо в колонию. Однако когда я тут обращаюсь к начальству, то мне говорят: «Забудь. Никаких писем».

Виталию большое спасибо за то, что он делает для фронта. Возможно, его труд спас жизнь нашим бойцам. Он сплел в неволе больше 250 «кикимор».

Виталий не убил, не грабил. Статьи легкие. Воровство и угон, да и угоном это не назовешь: гуляли в компании, сел в знакомого тачку и решил прокатиться. Детдомовская удаль. Сам он воспитывался в казенном доме. Возможно, Виталий попадет под действие закона Гончаренко, если его примут.

^{Виталий Кононенко в сплетенной им «кикиморе»}

А вот другой случай.

СТРОПТИВЫЙ СЕРЖАНТ

Я недавно пересматривал «Рэмбо».

Там во второй части героя освобождают от наказания и привозят на военную базу США где-то в Таиланде, чтобы кинуть затем во Вьетнам спасать американских пленных. И Слай ходит и проницательным взглядом смотрит на всю аппаратуру, на всю работу базы и утверждается в мысли, что собрались тут отмывать деньги люди, вовсе не заинтересованные в спасении пленных. И отправляется в джунгли, надеясь сам на себя. Американцы любят фильмы, в которых неприкрытая критика правительства соседствует с героизмом отдельных личностей.

Ох, надо бы по истории Тараса фильм проставить. Здесь всего хватает.

У Тараса лицо такое, какое бывает у старых служак. Загорелое, обветренное. Седые волосы. Усмехается хитро.

- Нет, фото не надо публиковать. А то врагов у меня много.

Тарас Добрый сидел за убийство. Военнослужащего. А теперь воюет. Вернее, воюет давно. Сейчас отдыхает после второго ранения в госпитале.

Тарас Добрый. Я хоть в советской армии не служил, но у меня брат военнослужащий. Я с офицерами в общежитии с детства жил. Если у солдат срочной службы была возможность три патрона израсходовать, то я мог стрелять сколько угодно. И автомат я мог разбирать и собирать три-четыре часа, пока не устану. Танк завести могу. Пулемет я знаю от и до. Да чего я только не знаю!

«Думская». Люди вас побаиваются, осужденных. Не знают, чего ожидать. Как пример — «Вагнер».

Т. Д. Нормальные адекватные люди, отбывавшие наказание, даже когда едут в отпуск, то перевернут все свои вещи, чтобы никакого патрончика, никакого запала, никакой гранаты не затерялось, не закатилось. Почему? Он знает последствия. На КП найдут и все!

А люди, которые с этим не сталкивались, хотят себе сувенир или трофей какой-то припереть.

24 февраля я один из первых написал заявление, чтобы меня отправили воевать. У меня был опыт и желание. Вплоть до того, что я пойду, повоюю, а потом вернусь и досижу.

В колонии сейчас что? Кайлом никто не машет! Отдыхают, кушают и ходят в туалет. Нет там мучительных страданий. Питание более-менее. Комиссии регулярно приезжают, смотрят, все ли хорошо. А тем из ребят, у кого поддержка есть, посылочки, то вообще красота. И тем более невозможно там сидеть, как думаешь, что на фронте происходит.

А все равно больше половины осужденных написали заявления. При этом многие боялись. Потому как слышали о судьбах заключенных, которые были проукраинскими в Херсоне. У нас была же связь с местами лишения свободы. И знаем, что там учинили «асвабадители» херовы. Они с ребятами не церемонились. А сотрудники с удовольствием перешли на сторону россиян. Где-то 90%.

Вы знаете, что те судьи, которые меня осудили, перешли на сторону оккупантов? И прокурор мой военный перешел на сторону оккупантов.

«Д». Расскажите вашу историю.

Т. Д. Я в 15 году служил в N-ском отдельном батальоне.

«Д». Кем служили?

Т. Д. Солдат. Стрелок-пехотинец. Потом я отличился и мне присвоили звание младшего сержанта, и.о. командира отделения. Я тогда получил ранение, прихожу из госпиталя, а меня поставили главным сержантом роты. А это очень круто! Для человека, который срочную службу не служил. А из сержантского состава это самый главный в роте человек (в голосе Тараса сквозит самодовольство, — Авт.): сержанты, командиры взводов, старшина — все подчиняются главному сержанту.

Но не все бывает гладко. Я стал на уровень выше и я стал больше знать.

Привезли раз нам волонтеры баню. Такую красивую, на прицепе. Торжественно вручили. Но нам ее не дают. Солдаты в ней не моются.

Я возьми и скажи командиру: «Вы нашу баню случайно не проиграли в карты?»

Быстро вернули баню. Потом с лесом было. На 10 человек четыре с половиной куба на 10 дней положено. А поставок нет. Мы ходим в посадки, режем дрова.

А я увидел по документам, что приходят дрова! Куча готовых дров. Я к комбату. Так, мол, и так. Где наши дрова?

Привезли бревна.

Мне в 2015 году 40 лет исполнилось.

- Ты не собираешься на контракт? — спрашивают.

- Да нет.

Они говорят: мы оставляем контрактников, а в… (мы не указываем номер бригады, потому как сведения должны быть проверены) бригаду нужны инструкторы с боевым опытом.

Перевели меня. А там я попал в подразделение, где крадут. Страшно крадут. Повар готовит так, чтобы не ели солдаты. Пахнет от повара не специями, а свиным говном. Зато разрешают солдатам ходить в самоволки. В село, например, по трое собирались и шли. Промышляли выпивку. Бойцы не умеют рациями пользоваться. Когда автомат на плечо надевают, вот-вот уронят, блиндажи нихрена строить не умеют. Боевой подготовки — ноль! И это 9-я рота! Самые ударные подразделения — это первая и девятая рота.

- А где мое мясо? — спрашиваю. — Где масло? Где пайка? Зачем крадете продукты?

Они повезли меня на освидетельствование. Потому как, по их разумению, только пьяный мог спрашивать, зачем крадут. Проверили. Я трезвый. Потом опять.

Три раза меня возили. И на наркотики брали кровь, слюну, мочу. Все чисто. Были и провокаторы от командования. Пацанята приобрели алкоголь и говорят: «Давай, Добрый! Давай, брат! Выпьем с нами» — и запускают кружку. Отказаться нельзя, можно унизить. Тем более мне предлагают помянуть погибших. По третьему кругу пошла кружка, а как до меня доходит, я только вид делаю, что пью, а сам только губы мочил.

А потом просят меня: «Добрый, брат, спой!» А я пою неплохо. И как затянул «Червону калину».

И тут заходит замполит роты, улыбается и пальцем мне показывает. Иди сюда, мол! На освидетельствование. Меня привозят, проверяют, а я трезвый.

Вызвал комбат, попенял: и что ты, Тарас, такой скандальный? Ведь понимать надо! Что, мол, и комиссии приезжают, их кормить надо. А это значит, сэкономить нужно. И продукты надо хорошие. Но, попеняв, комбат назначил меня командиром отделения. И отправил в отпуск. А когда вернулся в батальон, то случилось убийство.

Когда мы были на полигоне Широкий Лан, то там до местного населения далеко. А тут крыши домов видны в ста метрах.

За палатками лежат наши снаряды. Бракованные. Хотели выстрелить, а снаряд согнуло. Их надо куда-то на утилизацию, а их покидали на землю. Туда же части от РПГ, патроны от БМП-2, мины. Место это ничем не ограждено. Охраны не выставлено.

А рядом же детвора! Я бы в 10 лет перенес бы к себе домой и был бы счастлив! Возьмут каменюку и будут долбать!

Я это сфотографировал и принялся искать комбата. Иду, спрашиваю, где он? Говорят, на пищеблоке. Иду туда. А у нас есть подразделение КРОТ, инженерно-саперное.

А у них, у КРОТов машина такая громадная — «Опель Фронтера». Они из него задние сиденья выкинули и загружают его тушенкой и сгущенкой. А я включаю фотик на телефоне и начинаю опять снимать.

- Что это? Когда вы уже понажираетесь? — спрашиваю.

- Какая тебе разница? Иди отсюда! — они на меня буром. — Комбата нет.

Я плюнул и пошел в магазин себе что-то купить. А рядом с магазином машина выгружает металлолом. Там, во дворе, частная приемка металлолома. И машина из нашего батальона. Я захожу посмотреть, что они там разгружают.

А там наши кровати, буржуйки, а на них написано «бойцам …надцатой бригады от волонтеров Кропивницкого».

Когда я только пошел служить, моя жена покупала электроды по дешевке, баллоны и отдавала сварщикам, чтобы сделали буржуйки и бойцы могли греться. Моя дочечка вязала в пять лет сетки маскировочные. А тут какое-то падло обогащается! Там были бойцы из комендантской роты и замкомбрига. А я снимаю. Они говорят:

- Сейчас мы этот фотоаппарат тебе в жопу засунем!

А потом догоняет меня один боец и говорит:

- Удали запись.

И сует мне 500 гривен.

- Ничего удалять не буду, — отвечаю я. - Когда вы уже, твари, нажретесь?

И в тот вечер пришли ко мне удалять снимки. И меня бить. А я себя бить не дал. А пришло 14 человек. С дубинами и с ножами. Один из них больше всего выпендривался. Борзенький такой. Получилось так, что один из них выхватил нож, я его отобрал и ударил им же его и еще одного парня. По шее. Кому-то еще на грудь прыгнул. Я в юности борьбой занимался. Первый разряд.

Ну и статья — не самооборона, а преднамеренное убийство.

- Покайся! Признай вину! Получишь семь лет, — призывали.

- С ума сошли? — возмущался я. - Какой, нахрен, «сознайся»? Это превышение необходимой обороны в состоянии душевного волнения!

Мне дали 11 лет. Но я попал под действие закона Савченко. Я освободился 1 мая 2023 года. Сразу пришел в военкомат города Александрия.

- Берите меня защищать страну, — говорю и показываю справку об освобождении.

- Нет, мы вас не можем взять. У вас тяжелая статья.

- Подождите-ка! Получается тот парень, который нарядился в женское платье и пытался уехать за границу, а вы его поймали, он лучше будет защищать родину, чем я? Дайте справку, что тяжелая статья и что вы мне отказываете. После войны я буду требовать пересуда. И буду требовать компенсации за то, что я сидел. И эта справка мне как раз будет нужна.

- Мы сейчас полицию вызовем. Поезжайте по месту жительства, там и требуйте!

Я приехал в Запорожье. И сразу в военкомат. Показываю ксерокопию военного билета, показываю ксерокопию участника боевых действий.

- Прямо сейчас поедешь?

- Та я к сестре хотел зайти, поздороваться! Жена в Европе.

- Может, не надо?

Дали в дорогу сигарет и консервов. Привезли. Я служу.

Вернее, сейчас отдыхаю. Ранение получил при выполнении боевого задания. Могу бумаги показать.

Я сейчас служу в хорошем подразделении. Все, что привозят волонтеры, напрямую нам передается. Мяса много! Консервов много. Все есть! Полно! Повара готовят очень вкусно. Одежда есть. Как и должно быть в боевых подразделениях.

«Д». У вас есть в подразделении те, кого ловили на улицах?

Т.Д. У нас таких нет. У нас отдельный штурмовой батальон. Люди к нам идут добровольно. Из-под палки никто никого не гонит. Ну и процентов 20 тех, кто отсидел. Знаете, рыбак рыбака видит издалека. Смотришь, боец чаек заваривает (видимо, чифир, — Ред.), о, думаешь, наш человек.  

Терки бывают, но как в любом мужском коллективе. Как в строительной бригаде. Хочет кто-то помериться пиписькой. Но это не зависит от того, что кто-то судимый, а кто-то нет. Алкоголем у нас не злоупотребляют. Потому как знают: в любую минуту могут послать на штурм. Надо быть здравым и трезвым.

«Д». А как к уклонистам относитесь? Хотели бы такого бойца рядом с собой в окопе?

Т. Д. Ну нахер! На законных основаниях пусть ему дадут право уехать отсюда. Это не воин. Он будет мешать. Я вам объясню ситуацию. Мы идем с утра, штурмуем. Несем потери. Занимаем точки. Заводим туда пехоту. А в эту бригаду сослали как раз этот хлам, тот, что ТЦК наловили. Если они думали, что уклонист тут воевать будет, то сильно ошибались.

Вечером мы еще не помылись, нам говорят: «Они ушли оттуда». Это же тяжело достается! Поверьте! Штурмовать тяжелее, чем сидеть в укреплении. Я же иду штурмовать УКРЕПЛЕННЫЕ позиции! А там и дроны, и артиллерия. Я видел брошенные позиции. Побросали рюкзаки, только автоматы забрали. Куча патронов. Куча еды. Вот такие уклонисты.

И тут наш собеседник по-настоящему заводится.

Т.Д. Так пусть валит! Пусть только сперва за это заплатит. А на эти деньги купят дроны. А его имущество отдать нормальному бойцу. Кстати, можно мобилизовать людей из пенитенциарной службы – там много натренированных ребят. Хай идут! В 49-й колонии сотрудников больше чем осужденных!  

«Д». Россиян приходилось в плен брать?

Т. Д. Я командир штурмовой группы (кажется, он даже немного разозлился, — Авт.)! Я тем и занимаюсь, что беру их в плен. Регулярно! Каждый выход! Один раз было, моя группа взяла шестерых, я пятерых взял в плен.

«Д». Общались с пленными?

Т. Д. Конечно. Один удивлялся: «У вас какие-то все добрые. У вас отношение ко мне, врагу, лучше, чем там к своему».

У них, если человек отказывается идти в атаку, то ему простреливают ногу и на нем учатся останавливать кровь. Потом простреливают руку. И так, пока он не умрет нахрен. И иначе чем «пи…р еб…ный» командиры к нему не обращаются.

Они воевать умеют. И воюют за «боюсь». Все поля трупами усеяны. И они их не забирают.

Тарас доволен своим положением. Скоро он вернется на «ноль». Но если придерживаться буквы закона, получается, его надо бы отправить в тыл и дать плести «кикиморы». Но это гиблое дело. Все равно удерет на фронт.

ТЯЖЕЛАЯ СТАТЬЯ

Он сидел в зале суда. Сидел в клетке, уставившись на свои большие красные кисти рук.

Адвокат мерно и невыразительно зачитывала его характеристики с места службы.

— Отважен. Личным примером неоднократно доказывал… пользуется авторитетом…

Он сидит, боясь посмотреть в зал. Там мать сбитого парня. В черном платке. Неотрывно смотрит на него. Ему хочется вскочить, упасть на колени.

- Мать, я не прошу, чтобы ты меня простила, — хотел бы сказать он. - Я прошу, дай мне возможность искупить вину кровью. Там я буду рисковать жизнью и за тебя, и за твоих родственников. В тюрьме я буду проедать казенные деньги, давить клопов и мучиться от того, что не могу быть полезным вам и нашей стране. Я пойду воевать за себя и за того сбитого мной парня. Не лишайте меня возможности умереть…

Но он почему-то не сказал этих слов.

- Семь лет колонии. Вам понятен приговор? — спросил судья.

Ему надели наручники. Побратимы в зале загудели.

- Командир, мы верим, что ты вернешься! Возвращайся быстрее, командир!

А у него в голове шумело и в глазах плыло. Семь лет…

И таких историй воз и маленькая тележка.

Мы говорим с Олегом Цвилым, руководителем общественной организации «Захист в’язнів України». Он на вопрос, много ли бывших осужденных сейчас на фронте, прислал мне массу ссылок, фотографий, видео. Вот это известный авторитет, этот убит, этот пропал без вести.

«Авторитет» Виха Журавель

Вот с этим можете поговорить. Он «кикиморы» плетет. А этот в госпитале после ранения.

Я руками замахал. Стоп! Спасибо. Хватит! Давайте поговорим о законопроекте и реакции на него.

Чем отличаются наши заключенные от зеков, которых набирали в «Вагнер»?

Олег Цвилий. У осужденных в колониях есть своя субкультура. Там есть такой кодекс чести, который осуждает, запрещает и пресекает такие понятия, как вандализм, мародерство, киллерство, изнасилования. Получается, что все эти запреты российские осужденные нарушают. Они идут за деньги грабить, убивать, мародерить. Они вольны совершать преступления и не несут никакой ответственности. По «понятиям» «воры в законе» объявили их «блядями»! Их называют «шерсть». Сам криминальный мир в россии осуждает таких добровольцев. Их сразу причисляют в определенную категорию.

В нашем случае получается, что заключенные защищают свои дома, своих матерей от нападений, от насилия. И если они этого делать не будут, то, наоборот, они «терпилы»! По тем же арестантским «понятиям».

Но этот рекрутинг среди заключенных должен быть добровольным. В противном случае, весь этот патриотизм обернется против нас самих.

Потому что вся эта идеология подразумевает не сотрудничать с властью. Все, что навязывается — идет в штыки. И если сделают штрафбаты, то Украина уподобится тем же агрессорам.

«Д». Я читал, что во Второй мировой к советским заключенным, изъявившим желание идти на фронт, сами же арестанты относились не совсем хорошо.

О. Ц. Не очень хорошо относились к тем, кто вернулся и претендовал на воровское имя. У них была не та чистота. У этих воров кровь на руках была. То есть они по определению не могли быть такими, ведь они ушли на войну.

«Д». Много ли сейчас в тюрьмах желающих воевать и с уже имеющимся боевым опытом?

О. Ц. Я не могу вам срез сделать, сколько сейчас фронтовиков сидит и сколько за военные преступления. Вот я только что разговаривал с добровольцем, у которого срок за ДТП, повлекшее смерть. Тяжелая статья. Он приехал в отпуск. Ветеран войны. Боевой командир. Человек, который может не только воевать, но и руководить подразделением. У него отличные характеристики. Везде позитив. Боевые заслуги. Почему бы не дать шанс такому человеку? Ему дали шесть лет. Ему еще пять лет осталось сидеть. Он застал войну с 2014 года. И вот эту застал. Он мотивирован. Вся семья его при деле. И дочка контракт заключила. И почему не дать шанс за такое преступление?  

Делить людей на категории по тяжести преступления неправильно. У этих, которые в магазинах воруют, нет особой мотивации. Он же мог пойти в армию, а не красть еду. И наркоманов очень среди них много. Это люди не такого качества. Нам на фронте нужны штурмовики. У нас не хватает тигров. У нас не хватает тех, кто будет освобождать наши земли! Людей с боевым опытом и крепкой мотивацией. С хорошим физическим здоровьем.

Сейчас начинают работать рекрутинговые кампании. Нужна комиссия с полиграфологом. С психологом. Конечно, кто-то должен быть из пенитенциарной службы, из общественного сектора. Я бы с удовольствием вошел в эту комиссию, также должны быть представители самих Вооруженных сил, военной разведки. И мы индивидуально проводили бы отбор людей.

Сразу отбрасываем осужденных за изнасилования, преступления против страны и работаем! А те, кто пугает бабайками про «Вагнер», всплеск преступности — это провокаторы, которые не хотят, чтобы мы победили.

Немало украинцев против того, чтобы осужденных призывали в армию. Железный Генерал Валерий Залужный говорил: «Армия — это что, для плохих людей? Это не так».

Но, как мы видим, они уже воюют.

Это какой-то абсурд, когда ТЦКшники бегают по улицам, хватают тех, кто не хочет идти в армию, а тут люди, которые вышли из тюрьмы, не могут пойти при всем желании служить. Им приходится обманывать. Через ТрО и добробаты устраиваются, а потом общим приказом зачисляются в войска. Но такого же не должно быть. Человек идет защищать свою страну. И обманывает, хитрит, чтобы реализовать свое право защищать родину!

ПОМИЛОВАННЫЕ-ДОБРОВОЛЬЦЫ И ПАРЛАМЕНТ

Сегодня у всех на слуху мобилизационный законопроект. Сколько копий уже сломано, а сколько еще будет. Парламент рассматривает его во втором чтении. Впереди тысячи правок. Законопроект о службе осужденных пока не вынесли в зал, но вангую, он вызовет не меньшую дискуссию. О перспективах документа рассказывает автор законопроекта нардеп Алексей Гончаренко.

«Думская». Вы знали, что этот законопроект вызовет неоднозначную реакцию в обществе. Что вас заставило все же действовать?

Алексей Гончаренко. Уже два года полномасштабной войны. И эта война сейчас на плечах людей, которые встали защищать свою страну как с 2014 года, так и после 24 февраля 2022. И если есть заключенные, которые готовы добровольно пойти и воевать — мы должны им дать такую возможность. Если это поможет нашим военным, мы должны это сделать. У нас не хватает ресурсов, мобилизация полностью провалена, а люди, которые там два года — они уже физически и морально устали, это очевидно. И если таких людей будет даже 100, то это уже рота людей, которые могут заменить наших военных.

«Д». Как скоро законопроект будет рассматриваться? Как вы думаете, примут его или нет?

А. Г. Он зарегистрирован в парламенте, но его нет в повестке дня. Кроме того, я еще внес правки ко второму чтению в мобилизационный законопроект, где предлагаю разрешить мобилизацию тех, кто был освобожден по амнистии или был помилован. Буду настаивать на их включении в этот документ.

«Д». Мы беседовали с осужденными. Многие из них, сидящие по тяжким статьям, хотят воевать. И рецидивисты. И более того, те, кто вышел по этой статье, те сейчас сражаются в рядах Сил обороны и совершают подвиги. В том числе осужденные за убийство. Я описал две таких истории. Можно ли дать таким людям шанс?

А. Г. Я зарегистрировал в парламенте законопроект об амнистии некоторых категорий заключенных (№ 10419), который предусматривает амнистию только для тех, кто сидит за нетяжкие преступления и хочет добровольно пойти служить.

Это моя инициатива, поскольку я считаю, что они, как и все граждане Украины, тоже должны иметь право защищать родину. И если есть заключенный, который, условно, сидит за кражу, но хочет пойти воевать, почему не дать ему такую возможность? Что касается тяжких статей, то важно понимать, что мы не идем по сценарию создать аналог ЧВК «Вагнер». Поэтому это уже абсолютно другой предмет дискуссии.

Автор — специальный корреспондент «Думской» Дмитрий Жогов