Пятерочка одесских театральных художников по свету: кому подвластны «головы», маска Гобо и «точуля»  

Сегодня героями рейтинга «Думской» стали повелители софитов, прожекторов, художники лучей, выхватывающих на сцене то, что нужно выхватить. Согласитесь, обидно, когда на лице красивой актрисы во время спектакля возникают нежелательные тени… У наших собеседников такого не бывает, они не просто осветители, а самые настоящие художники! Дополнения, возражения и восхваления, уважаемые читатели, можете присовокуплять в комментариях.

Номером первым в нашей пятерочке идет Вячеслав Ушеренко, начальник осветительного цеха Одесского национального театра оперы и балета. Опыт – колоссальный, арсенал приборов – лучший среди городских театров. Рабочий кабинет мастера оборудован со времен реставрации 1964-1967 годов в так называемой «царской ложе» бельэтажа – вся сцена как на ладони.

«В Одессе, к сожалению, довольно слабенький набор осветительных приборов в театрах, — признается Вячеслав. — И даже наш театр начинает немного отставать – проект на наше оснащение делался в 2000-м году, соответственно, вся аппаратура отталкивается от этого периода. Прошло уже 18 лет, а это долгий срок, все уже убежало вперед, и мы, естественно, оказались не в самых первых рядах. Но тем не менее, в условиях Одессы мы оснащены лучше всех. Сейчас достаточно широкой популярностью пользуются профильные приборы, которые могут сделать луч любой формы – круглым, квадратным, что иногда очень удобно для создания световых решений, когда нужно выделить определенные участки и оставить в тени ненужные части декораций. Это довольно хорошая аппаратура, плюс то, что сегодня мы называем «головами».

«Голова» — это прожектор, управляемый дистанционно и обладающий большими возможностями, как и специальные маски Гобо (круглые диски с рисуночками вроде звездочек, спиралек и так далее), которые меняют изображение, обеспечивают быструю смену светофильтров, а также быстрое позиционирование по сцене. Это все программируется, а потом одной кнопкой осуществляется, в отличие от старых приборов, которыми, понятное дело, человек должен был управлять вручную, сужать, расширять лучи, менять фильтры и так далее. Без этого сегодня невозможен театр, потому что динамика световых решений требует быстроты».

Популярность использования видеофрагментов на оперной сцене в современных спектаклях вполне оправдана, но лучше, когда проекция показана через тюль, нитяной занавес: обычный экран навевает ассоциации с киносеансом, а этого в театре очень бы не хотелось. В недавней премьере оперы «Набукко» как раз удачно проекции наслаивались на продуманный живописный задник, который начинал по-новому работать. А в целом бывает так, что световое решение «дотягивается» во многом уже после премьеры. Дело тонкое!

Конечно, никто не застрахован от внештатной ситуации, например, во время спектакля гаснет свет… Лучше бы такое происходило не на балетах. А на операх, считает художник по свету, певцы бы вложили максимум в свои голоса – правда, оркестр тут же умолкнет… Но то ли еще бывает в театре.

«Была такая театральная легенда о суфлере, который все время напивался, и никак не могли проследить, когда же он успевает это сделать во время спектакля? Оказалось, он приделал кармашек к занавесу, прятал там бутылочку, и во время антракта она к нему «приезжала». Еще в училище нам рассказывали, что до того, как в театрах появились светофильтры, перед свечками ставились плоские бутылки с медным купоросом или разбавленным красным вином, если сцена трагическая. Нечто подобное после войны практиковалось в опере «Садко» для изображения подводного мира – перед осветительными приборами помещали стеклянные банки с рыбками, причем такой породы, чтобы верх не очень отличался от низа. Увы, к концу спектакля рыбки погибали…».   

На втором месте нашей весьма условной, как вы понимаете, пятерочки – Михаил Наумович Каганович, начальник цеха художественного света Одесского академического театра музыкальной комедии имени Михаила Водяного. Мастеру 73 года, в музкомедии он работает 38 лет. «Сижу здесь, как зиц-председатель Фунт, — шутит Михаил Наумович. – И при Ошеровском сидел, и при других сидел…».

«Как хорошо, что для света у нас есть не только солнце и огонь, но и технические средства, настоящим мастером которых вы являетесь! Вам под силу создать рассвет и молнию, подчеркнуть тенями таинственность или осветить все золотым солнцем… Вы освещаете самые лучшие события в жизни нашего театра! Так пусть никогда не перегорают ваши рабочие лампы и каждый лучик дарит творческое вдохновение!» — в таких поэтических выражениях коллеги поздравляли пару лет назад Михаила Наумовича с юбилеем.

А здесь сразу два пульта – старый, огромный, но вполне рабочий, и более компактный, современный. Демонтировать старый не стали для подстраховки. Мало ли, один откажет, но другой вывезет. И Каганович среди них смотрится отважным капитаном, которому нужен не один штурвал!

Здесь не приветствуются выражения вроде «зажечь свет». «Горит у пожарников – у нас светится!» – объясняет мастер. Новый век привнес в театральную практику диоды, они дают яркий, простреливающий свет, нереально насыщенные голубые, красные, синие светящиеся фрагменты подходят для создания карнавальной, праздничной атмосферы, ими хорошо выделять надписи, архитектурные детали (такое решение сегодня очень украшает спектакли «Шутки Оффенбаха», «В джазе только девушки»). Но лица актеров, как и прежде, требуют «лепки» мягким, естественным, рассеянным светом, тут Кагановичу равных нет, ибо любит артистов.

Михаил Наумович сперва окончил пищевой техникум, потом техникум связи, работал на судоремонтном заводе, пришел в оперный театр на должность радиста, а потом уже перешел в Музкомедию, где тоже был радистом, а потом осветителем. Как радист успел поработать довольно много с Водяным, познакомился со многими звездами союзной сцены. Он также окончил ГИТИС по специальности «организация и управление театрально-зрелищных мероприятий». А начинал он работать в Оперном театре – соседка рассказала, что там есть вакансия осветителя, и этот разговор на лестнице определил всю дальнейшую жизнь… В музкомедию пришел еще в ту, «старую», на Греческой, где теперь ТЮЗ. Когда построили большое театральное здание на Белинского, это стало вызовом для всех, в том числе и для световиков.

Очень интересно, когда в театр приезжают именитые художники по свету и предлагают свои решения, но бывает так, что режиссеры все переделывают, и получается не менее интересно! В свои годы Михаил Наумович продолжает учиться у всех специалистов, с которыми сводит театральная судьба, а сколько он передал студентам театрально-художественного, где преподавал долгие годы!…

Вы не поверите, но супруга Михаила Наумовича Светлана Каганович – тоже театральный художник по свету! Третий номер отдаем ей. У каждого своя парафия, в семье обсуждают не столько рабочие проблемы, сколько двух дочерей и внуков, которым эта пара отдает очень много любви.

«Я не была театральным ребенком, я была подвержена влиянию подружек, которые хотели куда-то ехать поступать, — рассказывает Светлана Юрьевна. – Родители были в панике, не хотели меня отпускать. Посоветовали пойти в театрально-художественное училище, совсем же рядом… Я прислушалась. Мне понравилось, что там со мной разговаривают, как со взрослой, уважительно. Артисткой я быть не хотела, рисовать не умела, выбрала свет. Нас на курсе было 12 человек, сейчас, говорят, с трудом ребят набирают… А мы бежали сломя голову на занятия, и не было мысли прогулять. Все нам объясняли на практике, в театрах, с конкретными людьми, которые в этой профессии, а результаты мы видели на сдачах, премьерах. Закончила я с красным дипломом, пошла в Оперный театр, где было самое современное на тот момент оборудование, и задержалась там на тридцать лет. Девяностые годы многих увели от нашей профессии, а я осталась, и ни об одном дне не жалею. В моем распоряжении был «Старт», четырехпрограммный пульт советского производства. Это уже не были огромные штурвалы, последним театром, где был такой регулятор, оставался русский театр, но после реставрации от него избавились и там. На «Старте» уже физических усилий особо прилагать не надо было, плюс появилась возможность программировать, а расширение возможностей подстегнуло фантазию режиссеров.

Работая в Оперном театре, каждый день находишься в мире музыки, это само по себе удовольствие. У меня музыкального образования нет, но слух неплохой. Наталья Михайловна Григор, помреж, совершенно замечательный человек, до сих пор ведет спектакли в Опере, она мне подсказывала, в какой момент что переключать. Помню такой эпизод: когда я пришла работать, главным дирижером был Борис Ефимович Грузин. И тут мы выпускаем спектакль «Июльское Воскресение» Рубина о событиях 1942 года в Севастополе, Почиковский был режиссером, у него всегда было много новаций, экспериментов, а Грузин дирижировал. Там был момент, когда после лирического пиано вступал оркестр, раздавался мощный аккорд и масса света должна была залить сцену. И вот идут репетиции – а у меня не получается. Пока Наталья Михайловна скажет – проходит нужный момент. Хоть я и держу руку на пульте. То поздно, то у меня сдадут нервы – рано. Вдруг во время перерыва Грузин приходит в регулятор и говорит мне: «А чего ты не попадаешь?». Я отвечаю, что переключаю по сигналу помрежа. Он говорит: «Так отсюда хорошо меня видно. Ты смотри на меня. Вот когда я делаю знак вступить оркестру – это, считай, и тебе». С тех пор мне помреж и не нужен стал, у меня открылись глаза на музыкальные акценты…».

Началась гастрольная жизнь с театром – нашей опере случалось выступать и в Большом театре, и в кремлевском Дворце съездов. Да и в Одессу самые именитые артисты и театры ездили охотно. Здесь работали лучшие кадры, а на практику студентов возили в Москву и Ленинград. Но случилось так, что балетмейстер Виктор Смирнов-Голованов покинул Одессу и первым в Союзе организовал в 1988 году частный, антрепризный театр балета Moscow city ballet.

«Спустя несколько лет я была приглашена им в Москву, где у него была репетиционная база, — вспоминает Светлана Юрьевна. — Коллектив состоял из сорока оркестрантов, 35-ти артистов кордебалета, 25-ти солистов плюс десять технарей. Я слегка испугалась: одно дело, когда ты работаешь в театре, и у тебя за спиной команда. А на гастролях все сцены разных размеров, разной глубины, и нужно выставлять свет по-новому. Но рискнула. Объездили мы с театром Китай, Сингапур, Тайвань, Японию, Бразилию, Штаты… Везли «Спящую», «Щелкунчика», «Жизель», «Войну и мир». В Англии купили компьютер за 400 фунтов, программный блок, я дома выставляла все решения, приносила на флешке, и приходилось только делать легкую корректировку. Ученики Смирнова-Голованова, Анна Гроголь-Алексидзе и Анатолий Емельянов, создавшие свои коллективы, приглашали и приглашают сотрудничать, были поездки в Ирландию, в Эмираты. Приходилось делать какие-то световые решения и дистанционно».

Номер четыре – художник по свету Одесского русского драматического театра Алена Хирцова. Ей беспрекословно подчиняется весь осветительный цех, ведь у этой очаровательной женщины колоссальный опыт: пришла сюда временно поработать в 1987 году, еще учась в театрально-художественном, да так и осталась.

«Что держит на одном месте? Здесь нет обыденности, — улыбается Алена. – Даже один и тот же спектакль каждый раз идет по-новому. Михаил Наумович Каганович преподавал у меня и привил любовь к театру, много интересных историй рассказывал об актерах. Учил светом говорить. Теперь и я поняла, что свет – это та ниточка, которая связывает все компоненты спектакля: звук, оформление, игру актеров, что светом можно заставить идти сценическое время в нужном ритме. Мы на стороне света, свет же борется с тьмой, и тьма рассеивается…».

Дирекция театра планирует в будущем году капитальное обновление светоцеха, но уже сейчас Алена с удовольствием перечисляет прожектора дистанционного управления, светодиодные «головы». Самыми сложными в световом отношении она называет мюзиклы «Вий» и «Степан Разин», а вот «Одесса у океана» в этом смысле легкий спектакль. Аварийное отключение как-то произошло на спектакле «Сумерки богов» (само название определило концепцию, зритель счел наступившую тьму эффектным постановочным ходом). А еще был случай – в начале девяностых на спектакле «Продайте мужа!» случился пожар, пожарники залили весь первый этаж, но уже на следующий день зал был готов принять зрителей, а электричество протянули из соседнего ТЮЗа – коллеги же, как без взаимовыручки. Недавно на «Тектонике чувств» не удалось прожектор включить с пульта, чтобы в финале эффектный сноп света сделать, показав фигуру уходящей героини – ребята-осветители бегали в ложу, где в ручном режиме заставили его светить! Главное, зритель ничего не заметил, и замысел не пострадал. А на восстановленном «Закате» понадобились особые голубые светофильтры – помогла художник по свету из ТЮЗа Элеонора Диманис, поделилась, а вскоре неожиданно ушла из жизни… Эти тоненькие стеклышки, от которых в театральной практике уже отказываются, Алена бережет, как прощальный подарок коллеги.

И завершает нашу пятерочку художник по свету Театра кукол Елизавета Копнина, которая работает здесь 15 лет. Еще учась в театрально-художественном, попала сюда после первого курса на практику, и увидела, как работают полученные знания по технической части. Очень полюбила свою профессию и менять не собирается. Один из самых сложных по свету спектаклей – «Золотая рыбка», где много чудесных превращений.

«Мы во многом зависим от режиссеров, — признается Лиза. – Если придуманные тобой световые ходы не вписываются в режиссерский план, от тебя ожидают вау-эффекта. Например, в ход идет световая пушка. Внештатные ситуации? Был момент, когда все отказало, и я вручную работала весь спектакль, ловя двумя прожекторами артистов, а они, кстати, не всегда запоминают, что нужно придерживаться заданной траектории, есть же световая партитура. Сейчас у нас идет много спектаклей для взрослых, и в «Интервью с ведьмами» даже обыгран такой момент: выходит на сцену одна из ведьм и нахально требует: «Давай на меня свет, «точулю»!». Так на нашем профессиональном жаргоне называется точечное освещение».

Ну вот пока и все. Если вам, уважаемые читатели, есть что рассказать и о других специалистах, в чьи обязанности входит освещать театральные сцены – вы знаете, что делать. С наступающим!

Автор — Ирэн Адлер, фото Сергея Смоленцева и Владимира Андреева