Весенне-военное обострение: одесские психиатры завалены работой из-за «пришельцев» и АТО 

В одесских психиатрических лечебницах – серьезный наплыв пациентов. Вроде как сезонное явление, но врачи говорят, что в этом году страждущих куда больше обычного. Просто эпидемия какая-то!

Специальный корреспондент «Думской» Дмитрий Жогов побывал в «Свердловке», чтобы разобраться в происходящем.

- Алло, это редакция? Мои соседи хотят меня убить! Помогите!

Молодой и рьяный журналист быстро записывает адрес. Он рвется ехать обличать и бичевать. Он кипит праведным гневом!

- У женщины наркопритон в парадном! Полиция бездействует! Карету мне, в смысле, машину мне!

Неспешный, матерый, седой коллега его притормаживает:

- Тетка на соседей жаловалась?

-Да, представляете, они…

- В розетку газ вдувают?

- Эээ, да…

- Это старая хохма. Еще в 1930-х годах по таким «заявам» психов сотни людей в лагеря спровадили как шпионов.

- Так варят наркотики, воняет…

- Полицию вызывала? Санэпидемстанцию вызывала? Замеры делали? Коллективное письмо соседей есть?

- Говорит, они заодно все…

- Ага, — коротко хохотнув, произносит матерый. — Ты на календарь смотрел? Весна! Скоро надо Петюню ждать!

Обескураженный молодой журналист выслушивает рассказ про Петюню. Это унылый с тоскливым взглядом мужик, небритый и дурно пахнущий, появляется в редакции каждую весну и осень. Он говорил, что его насилуют инопланетяне. По ночам. Когда он спит. Следы домогательств со стороны собратьев по разуму Петя собирает со своего тела, складывает в кулек и носит с собой, пытаясь сунуть его под нос собеседнику.

- Сперма с чуждыми зародышами! Эктоплазма! Надо срочно сообщить правительству! — вращая глазами, шепчет он. 

Обычно в редакции, стараясь не думать о том, откуда на Пете взялись «следы насилия», бедолагу успокаивают и просят идти домой и вести наблюдение за неземной формой жизни. Более того, докладывать все по утру дворнику, который, конечно же, правительственный агент. А вы как думали? Правительство в курсе! А вы, Петр, на передовой борьбы! Придется потерпеть… Петя уходит, повеселев. Весело ли дворнику выслушивать три месяца его откровения, мы не знаем. Что поделаешь. Весеннее обострение.

Но этой весной количество звонков от неохваченных психиатрией граждан превысило (по нашему разумению) эпидемический порог. Очень много. Мы отправились в «свердловку», психоневрологический диспансер на Канатной, чтобы узнать, что собственно происходит. У них там что, дни открытых дверей?

ПАЛАТА №6

Когда то «Свердловка» — имя нарицательное, как Кащенко и «Канатчикова дача» (московская психиатрическая больница №1) — была известна по всему СССР. Сейчас уже мало кто помнит первое название этого заведения.

Мужское отделение на втором этаже. Почему именно туда? А потому как тамошний врач благосклонно относится к журналистам. Лестничный проем «одет» в сетку – видимо, для того, чтобы «скорбные главою» не прыгнули вниз. В двери окошко. Сперва санитарка на тебя смотрит и спрашивает: «К кому?» Получив ответ, достает из кармана дверную ручку, вставляет ее и открывает двери. У всех врачей в карманах халатов дверные ручки. Сюр.

Нам запрещают фотографировать. После того, как журналисты обнародовали факты убийства пациента в Новосавицком психоневрологическом интернате, рассказали о безобразиях в Великорыбальском интернате, где женщины-подопечные жили и живут в скотских условиях, психиатры консолидировались. При виде журналистов они дружно вспоминают о правах больных (!), которых нельзя фотографировать без их согласия или без согласия их опекунов, и запрещают съемку. Так что, иллюстраций не будет, одни буквы.

Только я зашел, на меня обрушился густой кислый запах казармы, плацкартного вагона и вчерашних щей. Санитарка тут же захлопнула за мной дверь.

Предбанник врачей огорожен от кишки коридора с палатами решеткой. За ней тень, шатающаяся туда сюда. Молодой парень. Лицо ожесточенно отрешенное. Ходит, как зверь в клетке. В ухе наушник. Решетку отмыкают, я прохожу внутрь.

Сразу привлекает «чеховская» палата № 6. Но в ней нет ни страдающего манией преследования Громова, ни дурачка Мойсейки. Все на обеде.

А вот и сам заведующий отделением Василий Владимирович Мороз. Широкоплечий, с мясистым лицом. Когда он идет по отделению, тени-больные со стенаниями кидаются к нему:

- Когда мне домой, доктор? Я уже здоров!

-Подожди, дорогой, еще пару дней, — грохочет он. 

Голос у него гипнотический. Говорит весомо, раскатисто и значимо. Политики о таком голосе, о таких интонациях мечтают. Слышишь его, и в голове проясняется, сразу становится покойно, появляется осознание того, что власть имущие, пусть и на больничном уровне, помнят о тебе, и «ночью горит в том окошке свет», то есть неусыпно думают о твоих проблемах. Больные, обнадеженные врачом, продолжают «колбаситься» по коридору.

В палатах по четыре койки. И потолки такой высоты, что впору еще один этаж делать.

- Каков камин!? — рокочет Мороз, останавливается в столовой и довольно показывает на наследие царского режима.  

Я вспоминаю слово «изразцовый», вот и все, что я знаю о старинных каминах. Да, красивый. Но нерабочий. Рядом с камином раздаточное окошко, где больные получают тарелки со щами. А если задрать голову и посмотреть вверх, то можно увидеть расписные потолки. Тоже дореволюционные. Когда-то давно здесь было шикарно. Наверное, давали балы. Кружили дамы в шуршащих платьях. Кавалеры дымили сигарами. Сейчас темная столовая. Больные стучат и шкрябают по тарелкам алюминиевыми ложками.

- Они у нас вес набирают, — тоном заправского фермера-свиновода поясняет завотделением. — Поживут месяцок, и плюс пять килограммов. Два раза в неделю курица. Становится больной спокойный, уравновешенный, сытый.

Мороз смотрит на тени, сгорбленные над тарелками. Столы жирно блестят.

- Прошу в мой кабинет!

Кабинет не ахти. Для большого Мороза он маленький. Врач со «Свердловки» ворочается в нем, как медведь в берлоге.

Спрашиваем о сезонных обострениях. Чего народ так «клинит» весной и осенью?

- Во-первых, сезонные обострения связаны с тем, что меняется длительность дня. Во-вторых, авитаминоз. Пополнить организм витаминами надо? Надо. А многие наши пациенты бродяжничают, питаются из урн. Они истощены. Он должен хорошо питаться, наш пациент. Сможет? Навряд ли. И тут могут появиться навязчивые страхи. Может появиться тревога.

Третье. Им нужно практически постоянно принимать препараты-антипсихотики. А стоят такие лекарства очень много. Под тысячу гривен в месяц. А принимать их надо год. Тяжело, да? 

Мне вспомнились люди-тени, хлебавшие щи в темной столовой. У них пенсий по инвалидности хватит только на лекарство. Да и не пойдут они его покупать. Ну а как же тогда лечить? Есть же трижды проклятые всеми журналистами галоперидол и аминазин, запрещенные к применению в других странах, есть сера. Вызывающие судороги или жуткую отупелость. Они-то хоть дешевые? Оказалось, и эти препараты поднялись в цене. А публика на Канатной в основном безденежная. Богатые клиенты не пойдут хлебать щи. Они ищут частного психиатра. А сюда попадает в основном беднота.

- Силой их привозят, когда они (пациенты) возбуждены, агрессивны, опасны для себя и для окружающих. Но тут возникает очень интересный нюанс. Мы должны все это дело провести через суд. А теперь представьте себе: его надо вывести в суд! А он может и сбежать по дороге! Нужны санитары, которые будут держать. А где же их возьмешь? Значит, берет доктор этого пациента и едет с ним в суд. А там очередь. И начинается «катавасия»…

- Нельзя не вспомнить трагедию в Москве, где няня отрезала голову ребенку, — говорю доктору. — У нас часто бывают случаи, когда душевнобольные совершают преступления во время обострений?

- Вот на Канатную, 50/52 года два назад вызвали нашему пациенту скорую. Он убил маму. Ранил сестру. А потом ранил фельдшера и ранил врача («Думская» писала об этом случае). Сейчас его лечат в днепропетровской спецбольнице. Еще у нас находится мальчик, который позвонил и сказал, что что-то заминировано. Третий — вы его видели, когда шли сюда, говорливый такой — что он творит! Что творит! Садится в трамвай, оголяет гениталии и гадит прямо на пол. А если выгоняют, то справляет нужду на трамвайные пути. И за ним надо следить, чтобы он принимал лекарства. Еще он мастурбирует на куклы. В магазинах.

- Недавно был громкий случай с бывшим милиционером, которого застукали за рукоблудием в одной из школ…

- Это эксгибиционист, у нас в Одессе их много. Но он социально неопасен.

- Говорят, сейчас какое-то особое обострение, необычное. С чем это связано?

Завотделением на секунду замолкает, потом начинает перечислять возможные причины. Все, понятно, сводится к войне и политической нестабильности: в эпоху перемен и у здоровых людей, бывает, рвет крышу. Что уж говорить о лицах, склонных к аномальным эмоциональным реакциям… Да, всплеск случился на третьем году «событий» — ну так далеко не всегда реакция следует сразу за инициировавшим ее явлением: мозгу, чтобы поехать, надо поднакопить негатива. Видимо, этой весной у многих «прорвало».  

Еще потоком идут к лекарям душ солдаты, прошедшие фронт на Донбассе. ПТСР, будь он неладен, который в США – «вьетнамский», в СССР – «афганский», у россиян – «чеченский», а у нас, получается, «донецкий» синдром. Некоторым коллегам, кстати, тоже неплохо бы показаться по этому поводу.

А ведь на войне успели побывать и постоянные «клиенты» отделения Мороза!  

- Буквально недавно пришли двое больных, которые по году там отбыли. У одного тут трое душ детей, он был контужен, ранен. Но еще до фронта являлся нашим пациентом. Второй тоже наш. С инвалидностью! Его с таким диагнозом мобилизовали! Кто за этим должен смотреть? Они же оттуда приходят, бедненькие, с полнейшим посттравматическим расстройством и будут лечиться еще лет двадцать. А заодно – и от алкоголизма!..

ЧТО ДЕЛАТЬ СОСЕДЯМ?

Я задал Главный Вопрос, ответ на который наверняка хотели бы услышать наши читатели:

- Если есть бабушка или дедушка, собирающая в своей квартире весь сор со двора. Если у нее (или у него) в квартире живет сотня кошек, и у вас потолки промокли от кошачьей мочи. Если, почуяв в вас шпионов и наркоманов, бабуля вызывает на подмогу все службы. Полицию и санстанцию. Что делать бедным «наркоманам и шпионам», то есть простым жителям?

- Вызывать полицию! — отрезает врач.- А они уже должны вызвать психиатра. Если «неотложное» состояние, то ее отправят в психиатрическую лечебницу. Если есть родня, то она должна… Хотя родня сейчас такая, что…

Он машет рукой.  

- Иной раз начинают возмущаться: «А чего забрали, а кто разрешил?» Вот многие из наших врачей ездили на практику в Германию, в Берлин, так там, чтобы фиксировать больного, вызывают полицию, а она фактически все берет на себя, и оформление документов и привоз в больницу.

Не почувствовав былой гипнотической уверенности в голосе врача, мы возьмем на себя смелость посоветовать. Не дожидайтесь, когда соседка решит расправиться с «наркоманами» секатором или молотком. Пишите коллективное заявление в районный ПНД на имя главврача. Желательно, чтобы все это проводилось с инициалами и подписями жильцов (чем больше, тем лучше), в жалобе следует написать, что родственники за ней не смотрят и должного ухода бабуля не получает.

К сожалению, технология «что делать в таком случае» не отработана — многое зависит от желания разобраться с проблемой полиции, ПНД и других ответственных структур.

А главное, помните: то, что у вас паранойя, не означает, что за вами не следят! И газ, сволочи, через розетку могут напустить. Что с них взять, рептилоидов?!

Автор — Дмитрий Жогов