Военные потери: насколько адекватны данные от президента Украины и почему им стоит (с оговоркой) верить?  

На днях президент Владимир Зеленский рассказал о безвозвратных потерях российской и украинской армий, понесенных с начала полномасштабного вторжения.

По его словам, за два года большой войны у Сил обороны убито 31 тысяча человек, у россиян — 180 тысяч. Вместе с ранеными, пленными, дезертирами, отказниками потери врага составили «до 500 тысяч» военнослужащих.

Насколько адекватны эти оценки? Попробуем разобраться.

Для начала — краткое пояснение. Тема потерь во время крупных вооруженных конфликтов, когда таковые (потери) исчисляются многими тысячами людей, крайне сложна.

И дело не только в том, что «война — это путь обмана» и «врут все». Врут, конечно, вопрос только, как врут, когда и в каких масштабах. Военная пропаганда демократических и тоталитарных государств кардинально отличается: если первые предпочитают молчание, утаивать чувствительные сведения, к коим относятся прежде всего свои потери, то вторые всегда искажают истину, называют черное белым и наоборот.

Именно поэтому к словам Владимира Зеленского, Джозефа Байдена, других лидеров государств западного мира и сообщениям того же путина и его присных стоит относиться по-разному. К первым — с долей критики (доверяй, но проверяй), а вторые можно сразу отбрасывать, потому что они лгут всегда и везде.  

Проблема, однако, в том, что реалистично оценить даже собственные потери очень и очень нелегко — что уж говорить о потерях врага. Начать с того, что интенсивные боевые действия продолжаются, линия фронта постоянно меняется, хоть и не так динамично, как было в 2022-м. Территории, где гибнут солдаты, попадают в серую зону, то есть не контролируются никем, а то и захватываются врагом, который далеко не всегда собирает тела и обменивает на своих павших.

Сколько российских военных сгинуло навсегда в полесских лесах? Вряд ли сейчас кто-то сможет сказать. И ведь зачастую места их гибели заминированы и недоступны даже для украинской стороны. Тела защитников Мариуполя, воинов той же 59-й мотопехотной, которая попала под каток вражеского прорыва из Крыма в первые дни вторжения, — все ли были переданы нам? Есть ли у них нормальные могилы? И самое главное — учтены ли они? Мы не знаем. И кстати, не у всех есть родственники, готовые поднять бучу, где их сын, дочь, муж или жена. Тогда человек может и в категорию «без вести» не попасть.

Кстати, значительный процент реально погибших людей и у Сил обороны, и у русских «завис» в этой самой категории — кого-то не нашли, кого-то нашли, но не подтвердили личность: ДНК-идентификация может длиться очень долго. Иногда ее затягивают сознательно — чтобы не платить и не ухудшать статистику. Да, будем честными перед собой: и у нас, и у них.  

А еще и у Украины, и у россиян до сих пор крайне архаичное делопроизводство, многоступенчатый (и в основном бумажный) сбор информации с мест, что предполагает кучу искажений, ошибок и потерь данных. Иногда собрать их вообще невозможно, потому что от воинской части, которая является первичным звеном, остались только рожки да ножки. Что-то есть у ТЦК, который отправлял людей по частям, но вы же знаете, какой у них бардак творится: по четыре повестки уже мобилизованному человеку, повестка умершему или давно снятому с учета — обычное дело. А некоторым и вовсе не приходят.

Но если своих убитых и раненых сторона еще как-то может посчитать по документам (на самом деле, нет), то врага… Потери врага приходится оценивать на глазок, что чревато грубейшими ошибками — зачастую неосознанными.  

Военные обычно делают так. Был бой, условная российская девятая рота второго батальона 22-го мотострелкового полка 85-й мотострелковой дивизии 5-й общевойсковой армии атаковала украинский взводный опорный пункт. В роте должно быть плюс-минус 100 человек, но мы знаем, что именно эта рота понесла потери в предыдущем столкновении, посему там примерно 75 человек (скорее всего, меньше, потому что полнокомплектных подразделений нет ни у них, ни у нас).

Роту бросили в «мясной штурм», она атаковала непрерывно в течение пяти часов, потом откатилась, оставив тела погибших на поле боя. Командир отбившегося опорника радостно докладывает наверх, что «все 4.5.0, мы им врезали по первое число, визуально наблюдаю до 20 трупов». Вышестоящий штаб записывает эту информацию, потом, исходя из принятого соотношения убитых к раненым 1:2-2,5, предполагает, что «трехсотых» там 45 человек. Наверх летит информация, что такая-то рота уничтожена полностью. В итоге Генштаб (о его данных и данных президента поговорим ниже) вносит в свою статистику потерь агрессора 65 солдат, сержантов и офицеров.

В реальности же куча вариантов. Командир, подсчитывая тела, мог натурально ошибиться, приняв за труп какую-нибудь кочку; мог от восторга, что жив и победил, слегка приврать (классика жанра: «Что их басурман жалеть?»); в атакующей роте могло быть больше или меньше народу, чем считала разведка; ну и мог не сработать пресловутый коэффициент. Или раненых, скажем, оказалось сильно меньше, или же все они получили незначительные телесные повреждения.

В итоге рота неожиданно «воскресает» у другого опорника, и разведка почем зря костерит несчастного офицера, который, на самом деле, ни в чем не виноват.

Все эти и многие другие вполне естественные аберрации, часто не связанные с чьим-то осознанным враньем, приводят к тому, что точно подсчитать количество жертв войн, далеко не всегда удается и после их окончания. Пожалуй, единственная страна, которая в этом преуспела — США, но об их методике учета MIA (missing in action – «потерянных в действии»), наверное, надо писать отдельно.   

Историки до сих пор спорят по поводу потерь стран, участвовавших во Второй мировой войне. Скажем, оценки по РККА (советским военнослужащим) разнятся от 8,6 млн до 11,4 млн. По гражданским лицам разброс еще больше, я бы даже сказал, неприлично больше — от 4,5 до 10 млн человек! И это при том, что как раз в этой части архивные данные в 1990-е были доступны. Вот только свести их воедино, восполнить лакуны и исправить ошибки, увы, не могли и тогда, и тем более невозможно сейчас.  

Потери Германии: вермахт — от 4,4 млн до 5,3 млн, по гражданским — от 1,5 млн до 3 млн.

И ведь почти 80 лет прошло…  

Но вернемся к нашей войне. Итак, президент заявил, что на украинской земле полегло примерно 180 тысяч оккупантов. В тот же день Генштаб Вооруженных сил Украины в своей очередной сводке вражеских потерь дал куда большее число уничтоженных врагов — 409 820 человек. Несостыковка?

Нет, конечно. Генштаб не уточняет, о какого рода потерях идет речь, не говорит даже, безвозвратные ли они. Скорее всего, в это число включают всех — и убитых, и раненых (от тяжелых до легких), и пленных, и отказников, и дезертиров. Ну чтобы побольше было. Заметьте, это как раз в стиле военной пропаганды демократического государства: не вранье, просто не уточнили, о чем идет речь. Потери и потери.

Берем 180 тысяч убитых от президента, умножаем на максимальный коэффициент 2,5, получаем 450 тысяч раненых — вот вам и больше 500 тысяч совокупных потерь. Возьмем более консервативный коэффициент 2, получим 360 тысяч раненых — 540 тысяч совокупных. Все это не сильно отличается от данных Генштаба, который наверняка руководствовался куда более точной методикой подсчетов.

Не стоит забывать, что 1:2-2,5 — это весьма усредненная и условная оценка соотношения убитых к раненым на фронте. Все зависит от места боев и их интенсивности, от того, наступает сторона или обороняется, от индивидуальной подготовки военнослужащих в плане тактической медицины, от системы эвакуации. Насколько мы можем судить, в особо горячих точках вроде Бахмута и Авдеевке россияне теряли убитыми и ранеными чуть ли не в соотношении 1:1, а некоторые их подразделения вообще уничтожались полностью, раненых не было или же они не выживали на поле боя. Подобные ситуации были и у Сил обороны.

Словом, все сложно.

И все-таки для понимания уровня российских потерь у нас есть реперные (так выражаются обществоведы) данные. Их добыли репортеры ВВС, издания «Медиазона» и волонтеры. Они установили имена 45 123 российских военнослужащих, погибших с февраля 2022 года в Украине и похороненных в родных местах. Для этого они систематически посещали кладбища в 70 населенных пунктах россии.  

Городов, поселков и деревушек в рф куда больше. Только городов — 1120. Кроме того, повторюсь, множество российских оккупантов так и не нашло последнего пристанища на родине — они или гниют в украинских лесах и посадках, в степях, руинах, на дне морском, или же лежат в моргах, ожидая идентификации.  

ВВС полагает, что, «по самым консервативным оценкам», реальное число погибших российских военных — в два раза больше (90 тысяч). Это меньше, нежели данные Зеленского, но практически тот же порядок. Если убитых оккупантов 90 тысяч, то вместе с ранеными — 225 тысяч. Плюс какое-то количество дезертиров, отказников и прочих. 300 тысяч, скажем.

Если отзеркалить ситуацию, то, полагаю, что и потери Украины больше заявленных президентом, хотя и не настолько, как утверждает, скажем, New York Times, которая в августе 2023 года со ссылкой на свои источники написала о 70 тысячах погибших и 120 тыс. раненых украинских солдат и офицерах. Зеленский, повторюсь, скорее всего, умолчал о без вести пропавших (часть из которых в плену и, вполне возможно, вернется в строй), мог озвучить только число убитых из Вооруженных сил, выведя за скобки другие компоненты Сил обороны. Насколько отличаются реальные цифры от официальных, сказать трудно, но вряд ли речь идет о кратном превышении. И уж тем более не о порядках.

Как бы то ни было, не стоит забывать, что россия — это страна, в культурном коде которой записано, что «бабы новых нарожают». Тоталитарные государства невосприимчивы к потерям — да и как скажется гибель 150 и даже 400 тысяч на 160-миллионную страну?

Демократии, увы, в этом плане слабее. Для нас каждая жизнь ценна, а каждая смерть причиняет боль. 31 тысяча, ушедших в небо. Лучших. Жуткая цифра.  

И тем не менее Украина все равно победит!

Автор — Виктор Босняк, военный обозреватель «Думской»