…Хочется написать: «…Ну вот и отгремели страсти». А и правда: триумфально прошла премьера, режиссёр с дирижёром по всем законам жанра отработали финальное объятие в диафрагму на глазах почти двух тысяч зрителей, азартно ожидавших скандала. Сориентированные на скандал тележурналисты, уже предрекавшие в эфире «этому Турандоту» сценический крах и теперь стыдливо промолчавшие (как же быть сейчас с «этим Турандотом», если искушённая премьерная публика «его» приняла с восторгом?), наверняка успели получить не слишком вежливые напоминания о том, как более полувека назад их столь же грамотные дедушки говорили, что ревнивое Отелло вконец рассвирепело и задушило несчастную Дездемону… Опубликованы предварявшие премьеру полурекламные интервью (мол, это вам не театр Вахтангова образца 1922 года, а вполне современный кровавый триллер); отсняты для новостей первые взмахи дирижёрской палочки (дескать, спектакль пошёл, а там хоть трава не расти)… Тема отработана – а теперь о спорте и о погоде. С таким же знанием дела и с таким же успехом. Однако, это ещё не всё. Только ленивый не цитирует сейчас слова нового одесского губернатора о том, что, оказывается, наш оперный – это только снаружи красиво, а внутри ещё, выходит, надо разбираться и разбираться… Представляете, что значили бы эти слова в те памятные времена, когда Отелло рассвирепело?.. А тут, видите ли, конфликт примадонн, каждой из которых хочется выступить именно в день премьеры, когда в театре будут и первые лица местного масштаба, и акулы пера (впрочем, в наше время перо уже мало кого интересует – то ли дело вездесущая телекамера), и неистребимые «жёлтые перчатки»… Так может быть, попробуем и со своей стороны разобраться – разумеется, не претендуя ни на всеядность, ни на истину в последней инстанции?.. Замечу, что только новое поколение «акул пера» могло всерьёз клюнуть на такую тривиальную наживку, как вечный предпремьерный конфликт примадонн – где ты, родимый Лев Гурыч Синичкин, где твоя милая, обаятельная и не искушённая в закулисных играх дочка Лизанька? Оказывается, вы по-прежнему рядом и в отечественном театре занимаете отнюдь не музейную витрину, посвящённую старому водевилю, а вполне реальную гримёрку и готовы появиться на сцене всякий раз, когда для этого будет самый минимальный повод. Зрители постарше (в том же оперном) помнят даже такие противостояния примадонн, в которых героинями бывали, скажем, «главная режиссёрша» и «главная дирижёрша» — но это никогда не являлось предметом внимания журналистов. Возможно, ещё и потому, что они, газетчики, видели тогда разницу между профессиями дирижёра и режиссёра – нынче, судя по «турандотным» репортажам, грань эта в понимании некоторых репортёров напрочь стёрта. Или журналисты прошлых лет были попросту более тактичны? Или не рисковали пробовать себя в совершенно неосвоенных жанрах – скажем, в театральной юриспруденции? А как иначе расценить нынешний пассаж «Права на оперу принадлежат режисеру», — от такого заявления даже у юриста, думаю, голова вспухнет. Права на оперу в данном случае принадлежат, конечно, наследникам Джакомо Пуччини; права же на её музыкально-сценическое воплощение в конкретном театре определяются между режисером, дирижёром и другими членами постановочной группы с помощью конкретного договора перед началом работы над спектаклем – не думаю, что многие наши театральные обозреватели интересовались этим договором. Тем не менее, они несут своему зрителю (читателю) информацию — но на самом приблизительном уровне. Вот и я, прикоснувшись к этой проблеме, тут же отойду от неё: не хочу вести разговор по-дилетантски. Одесский государственный академический театр оперы и балета, будучи творческим (а значит, ежедневно изменяющимся) формированием, после почти двенадцати лет вынужденного простоя (не выпускались новые спектакли, пустовала уникальная сценическая площадка – одно из главных достояний коллектива) в день своего открытия после реконструкции получил из рук Президента Украины звание национального. В этом, кроме признания многолетних заслуг, наверняка присутствовал элемент извинения со стороны власти: её циничное, наплевательское отношение к коллективу, вежливо именуемое «остаточным принципом» финансирования, заставило театр не жить творческой жизнью, а унизительно, трагически выживать едва ли не в осадных условиях: просить спонсорские гроши на поддержание текущего репертуара, выезжать на нищенские, едва ли не таборные гастроли в другие страны… (Кстати, знаете, что они оттуда привозили? Ну, понятно, джинсы: за столько-то лет не одна пара отечественных штанов износится вдрызг. А ещё они везли из-за бугра лицензионные диски с лучшими – или просто какими придётся – записями репертуарных оперных спектаклей современности, постановками Ковент-гарден, Метрополитен Опера, Ла Скала и даже петербургской Мариинки.) Они верили, что рано или поздно займут привычное место на своей площадке – и мы ещё повоюем, чёрт возьми, с ведущими коллективами земного шара! Вон какая у нас консерватория – нет, простите, уже академия! Что ни выпуск, то мировой уровень. Паата Бурчуладзе? Да, но это уже почти история. Мария Мурадян – кто такая: весь мир знает нынче Марию Гулегину, тем более в партии Турандот! Татьяна Анисимова? Так ведь она, можно сказать, родилась в нашем театре, здесь блистали ещё не так давно её отец (увы, уже покойный Валентин Анисимов – уникальный Риголетто, Тонио, Амонасро, Томский, Грязной) и мать – очаровательная Чио-Чио-сан, Леонора, Недда, Татьяна, Лиза – в общем, Нелли Мельник! Валерий Бендеров – он, как и Анисимова-младшая, сейчас уже тоже в Киевской Национальной опере, а у нас его лучшей премьерой был Канио… Ольга Сподарева – теперь она Сподарева-Перрье, поёт чаще всего в Париже, да и вообще по всей Европе. Ну, с Александром Цымбалюком и вообще просто: этот у нас не задержался. Сразу после победы на XIII конкурсе вокалистов имени Чайковского вышел на международную орбиту – и уже в 2008 году оказался в звёздном составе Валенсианского фестиваля – опять же в спектакле «Турандот» (партия Тимура). Но разве у Саши Цымбалюка был выбор? Разве был выбор у других молодых вокалистов, воспитанных в Одессе? Жизнь даётся человеку вообще единожды, а творческая молодость – и подавно. И талантливые певцы разлетелись из родимого гнезда, в котором для них, увы, просто не было места. А мы здесь по старой привычке надеялись, что стоит только свистнуть – и они вернутся обратно, готовые в любой момент стать опорой и источником творческой радости для любимого города. И, судя по всему, они действительно готовы – но не в любой момент и не навсегда. Сейчас они востребованы во всём мире, у них множество творческих планов, контрактов в разных точках земного шара. Да и наш театр за это время стал другим – менее надёжным, что ли. Директорская чехарда последних лет, «парад дирижёров», надуманный чьей-то шкодливой инициативой (было же совершенно ясно, что никто из них не собирается встать во главе театра), национальный статус при отнюдь не национальном принципе финансирования и, наконец, прошлогодние уличные митинги – как далеко всё это от желанной творческой обстановки! Но вот забрезжил свет. Наконец назначен новый директор, человек далеко не чуждый ни искусству вообще, ни Одесской опере в частности – народный артист Украины, профессор, питомец нашей же консерватории и этого же театра Анатолий Дуда. Несколько дней на размышление – и последовала вполне реальная идея: предложить вакантную должность главного дирижёра, можно сказать, соседу, народному артисту Молдовы Александру Самоилэ. Идея оказалась столь же простой и органичной, сколь и жизнеспособной – и вот Самоилэ уже в коллективе (который принял нового лидера великолепно), вот он уже «подхватил» несколько текущих спектаклей, завоевал полное и заслуженное доверие труппы и театральных поклонников и готов приступить к самостоятельной постановке. Так с благословения главного дирижёра возникла идея «Турандот» — одной из его любимых партитур. Эта опера не шла в нашем театре около 70 лет, новые поколения вообще никогда её не слышали в живом звучании. А если добавить, что и коллектив, и зрители давно изголодались по новым постановкам – ну же, поехали! Если что-то не будет получаться – решим по ходу! Вероятно, сравнение будет неуклюжим, но сегодня такая «голодная эйфория» могла бы показаться похожей – ну, скажем, на завоевание космоса полувековой давности. Согласитесь: самоотверженно прилагаются истинно героические усилия, нет обеспеченного тыла, работает, в основном, моральный фактор, впереди уйма неизведанных опасностей, чёрных дыр, подводных камней и водоворотов; из подворотен сверкают насторожившиеся глаза недоброжелателей, готовых подставить ножку, да что там – настроить капканы! Но мы уже пошли косить волшебную траву – и нам всё равно! .. Давайте посчитаем. «Богема», «Тоска», «Чио-Чио-сан»… В постоянном, хотя и отнюдь не богатом после реконструкции театральном репертуаре уже были три оперы Джакомо Пуччини. Теперь их четыре. Коллектив близок к тому, чтобы стать «главным пуччинизатором» оперной сцены (это не я: каламбур принадлежит незабвенному И.И.Соллертинскому). Но, кроме шуток, эти партитуры в основном требуют сильных и ярких драматических (пуччиниевских! ) голосов; частая эксплуатация в подобных спектаклях изнашивает вокалистов – а ведь у нас таких певцов не слишком много, хотя мы всё ещё думаем по-другому. Значит, надо почаще приглашать гастролёров со стороны, даже если они когда-то раньше были нашими солистами. Но тогда мы рискуем из репертуарного, стационарного театра превратиться в гастрольный. А национальный гастрольный театр – это нонсенс. Но «чёрная дыра», как и водится, оказалась непредсказуемой: к моменту генеральной репетиции накануне премьеры (по старой привычке, её всё ещё называют «сдачей») прошёл слух, что и Турандот, и Калаф, работающие в нашей труппе, оказались не в форме. Ох, лучше бы не было этой нервозной и напряжённой сдачи! На сцене происходили какие-то события, но все знали, что в это время за кулисами идёт жестокий спор из-за того, кому же из гастролёров поручить премьеру… Впрочем, об этом чуть позже. А пока продолжим считать. Сегодня в нашем репертуаре четырежды представлен Верди (было пять названий, но «Аиду» мы за время ремонта потеряли) – и это закономерно: без «Риголетто», «Травиаты», «Трубадура», каково бы ни было нынешнее состояние этих спектаклей, современный оперный театр ни в одной стране немыслим. «Бал-маскарад» удалось восстановить… Насчёт Пуччини тоже понятно. Но как-то незаметно выпали из репертуара оперные шедевры Чайковского (осталась одна «Иоланта»). Позабыт «Евгений Онегин» — не думаю, что при его постановке местные творческие силы напряглись бы так же самоотверженно, как в работе над «Турандот» и, простите, не предвижу возражений на представление моё… Понятно, что на горизонте планов любого восточноевропейского театра обязательно маячит «Пиковая дама» — но любой горизонт имеет свойство удаляться по мере нашего приближения к нему. Однако, простите, где Римский-Корсаков? Из пятнадцати партитур – ни единой, разве это нормально? Странная это фигура в истории музыки: какой-то вечный «невыездной»… Ещё пару лет – и мы рискуем просто потерять общеславянского национального гения. Ладно, возможно, сейчас не время для таких полотен, как «Снегурочка» или «Садко» (буду рад, если кто-то объяснит, почему), — но есть на свете «Царская невеста», которая, кажется, даже сегодня без титанических усилий заняла бы в репертуаре естественное место. Здесь, конечно, мне возразят. Мы ведь тоже хотим гастролировать за границей и даже на горьком опыте «таборных» переездов последних лет этому неплохо научились. Но увы, репертуарный диктат зарубежных менеджеров делает своё дело, и туда приходится везти ту же «Травиату», «Риголетто», «Чио-сан»… Не хотят они покупать наши отечественные изделия! .. Но тогда почему же они так охотно «покупают» наших певцов, воспитанников одесской вокальной школы (примеры уже назывались, и их можно множить и множить)? Не потому ли, что мы так и не научились умело «продавать» национальный репертуар? Великий русский артист С.Я.Лемешев размышлял ещё полвека назад: «Каждый народ имеет хороших, даже великолепных певцов, и итальянцы заслужили свою славу. Но как часто ограничен их исполнительский репертуар! .. И как не вспомнить, что Шаляпин, впервые выступив перед итальянскими слушателями, победил их именно в итальянской опере – «Мефистофеле» Бойто! А кто из западноевропейских певцов дошёл до откровения в русской опере?» Реализм отечественной музыки, подытоживает Лемешев, «открыл в опере невиданные доселе черты человеческого характера, не только ярко индивидуального, но и социального». А мы почему-то стесняемся включать в гастрольный репертуар хотя бы по одному (! ) отечественному названию, настаивать на этом, выдвигать свои условия… У нас практически в каждой труппе есть свой Герцог, своя Виолетта, своя Кармен – а у «них» попробуйте найти хотя бы одного-двух Германа, Любашу, Бориса Годунова или Григория Грязного! Мы же продолжаем кланяться и благодарить за приглашение, практически не умея предлагать бартер. Эх, сбавить бы сотню годков да поучиться у Сергея Палыча Дягилева! А то и впрямь подумает мир (мир уже 21-го века! ), что по образцам века 18-го «нам без немцев нет спасенья»! Вот и теперь. Ставим итальянскую оперу на древнекитайский сюжет; в качестве постановщиков приглашаем – вы всё правильно поняли, немецкую группу. Ну правда, она испытана в Европе, с нею знаком исполнявший обязанности художественного руководителя нашего театра; ему импонируют применяемые этими сценографами динамичные (и относительно недорогие) современные мультимедийные технологии, способные минимальными приёмами «визуализации» максимально выразить то или иное эмоциональное состояние персонажей и «копировать или перетащить» его в зрительский мозг с помощью приёма «Вырезать-вставить». Скажем, летят по гигантским экранам встревоженные крылатые стаи – и ты уже понимаешь, что это не конкретное национальное бедствие древнего Китая – саранча, про которую сложено столько сказаний и легенд, а тревога и предощущение беды в душах персонажей. Хочу быть правильно понятым: я нисколько не иронизирую, мне даже хочется (пусть с долей условности) принимать эти компьютерные правила игры, и я в конце концов принимаю их, а уж современная «отформатированная» молодёжь – и подавно. Меня в конце концов не смущает даже то, что экранированные силуэты пекинского Запретного города постоянно дёргаются по вертикали (техника всё равно едва плетётся за творческим воображением – но это бывало ещё в древнегреческом театре). Но вот оформление переходит от техники к конкретным живым персонажам. «Китаизированные» маски итальянской комедии дель арте не позволяют прочесть душевные переживания персонажей на их лицах – остаются костюмы и способ их ношения. Татарский хан Тимур пребывает здесь явно «на нелегальном положении» — однако, его роскошный халат свидетельствует о знатности и высоком положении в прошлом. А вот его сын Калаф, одетый в костюм китайского простонародья, теряется в толпе, и зрителям бывает трудно определить, говоря по-простому, где протагонист, а где хор. Впрочем, постановочная группа наверняка нашла бы объяснение этим противоречиям, да и не столь уж они остры. Что же касается костюмов главной героини (ей волею постановщиков даровано целых три роскошных платья), то здесь не грех вспомнить, что театр готовил к премьере трёх исполнительниц и (по логике вещей) девять платьев. Конечно, это шутка. На то и существуют в любом театре опытные костюмеры-одевальщицы, чтобы подогнать по фигуре конкретной артистки любую, даже очень сложную модель. Но на то и существует художник-дизайнер, автор модели, чтобы сделать любое платье удобным в носке и пригодным к необходимым на сцене трансформациям. Артистка ведь не манекен; она должна двигаться, подниматься по лестницам, лепить внешние черты образа – в том числе и с помощью костюма. А оперные примадонны (такова уж их конституция, особенно обладательницы мощных драматических голосов) крайне редко бывают похожи на китайские фарфоровые статуэтки. Я даже не склонен просить у них извинения за столь резкое заявление: это связано с физиологией организма, и во всём театральном мире принимается как должное. И если к первому платью Турандот в этом смысле претензий практически нет, то уже вторая (синяя) композиция способна в своей нижней части нанести урон даже весьма стройной фигуре. Что же касается третьей, красной композиции (трудно даже называть это платьем), то её наверняка не столько шили, сколько строили. Это, безусловно, произведение искусства – но другого искусства, не связанного с живой, двигающейся актрисой: какой-то памятник холодной и своенравной принцессе, сковавшей льдом своё сердце. Обиднее всего, что именно в этом платье происходит её внутреннее преображение – она, наконец, чувствует голос сердца и непреодолимую любовь к Калафу. …А ещё я обратил внимание, что на всех инсталляциях, связанных с изображением Турандот (кстати, в разных составах спектакля заявлены три актрисы, но на этих портретах мы видим только одну), решительно срезаны макушки сложнейшего и, надо полагать, тяжеленного парика принцессы. Если верить программке, инсталляциями занимались мужчины – и я с ними солидарен: с этой макушкой парик выглядит из зала безвкусным и уродующим лицо – как принцессы, так и актрисы. Нельзя не отметить, как динамично действует на сцене хор (его расширенный состав), как грамотно он сгруппирован в каждом эпизоде для достижения наиболее компактного и целостного звучания. Ансамбль «трёх масок» (условно назову их так) работает непринуждённо и весело как в вокале, так и в сложных рисунках сцендвижения. Всё это – несомненная заслуга режиссёра-постановщика и всей творческой группы, работавшей над спектаклем. И всё-таки. Я сознательно не позволил себе (в рамках заметок о состоявшейся премьере) назвать чьи-либо имена, где-то не договорил об актёрских работах… Обидно, что пришлось пожертвовать многими добрыми и тёплыми словами. Обидно, что на завершающей (этапной! исторической! ) стадии этой работы пришлось столько говорить о её предыстории, о нынешнем творческом (и не только) состоянии любимого коллектива. Обидно, что в поле внимания оказались не сюжетные загадки ледяной принцессы и даже не подробности постановки, а загадки, порождённые самим моментом выпуска спектакля. Театр найдёт в себе силы (кажется даже, уже нашёл) разобраться в том, кто в нём главный, а кто самый главный, кто здесь, простите за ещё один каламбур, Калаф на час, а кто способен и готов в ответственный момент авторитетно принимать ответственные решения. Ситуация показала, что одна из ближайших проблем, требующих ответственного и дальновидного подхода, – формирование полноценной и сбалансированной творческой труппы. Тогда и гастролёров можно приглашать, и спектакли любые ставить – чтобы не зависеть от гастрольных графиков заезжих звёзд. В конце концов, мы в Одессе любим тот театр, к которому привыкли за долгие годы – репертуарный театр. Академический театр. Наш Национальный театр. И хотим, как всегда, им гордиться. Евгений ЕРМАКОВ.
|
