Миллионер, депутат, аферист международного масштаба, финансист-махинатор, бессребреник и аскет, писатель-поэт-режисссер-сценарист-певец-сын люцифера, Мавроди лежит в морге уже четыре дня, и, похоже, никто так и не придет забрать его тело. Никакое это не воздаяние, разумеется, как многие уже решили. Справедливости в мире нет, воздаяние и отмщение остаются крайне условными понятиями, поэтому тут не то. К тому же, сложившаяся ситуация вполне вписывается в концепцию жизни и мировоззрения Мавроди и если он сейчас – условно – наблюдает за ней со стороны, то он очень доволен, поскольку его частная правота в отношении всего и вся блестяще подтверждена. Мавроди был мизантроп и ненавидел людей, считая их полным говном. Вполне последовательный ницшеанец, он был уверен, что люди ничего хорошего не заслуживают, и все, что можно с ними сделать – это подвергать их испытаниям и давать каждому право выбора, потирая руки в случае выбора – опять же условно – неверного. Мавроди не были нужны деньги. Не раз ворочая миллиардами, он так не построил финансовую империю, не создал олигархической структуры, не купил заводов, газет, пароходов, не вложил бабок в голландские верфи и испанские виноградники, как это делают нынешние дальновидные российские нувориши… Он даже не сделал нормального вклада в какой-нибудь надежный западный пенсионный фонд, чтобы что-то осталось на черный день. Похоже, он вообще не собирался умирать, никогда. И, похоже, он и в самом деле считал себя Сыном Люцифера. Он разорвал отношения с родными, он вычеркнул из своей жизни всех женщин, с которыми общался и жил, он был восхитительно последователен. После него не осталось ни дворца ни семьи, только книги и аквариумы – рыбки чем-то были ему близки, — а сам он не умер на автобусной остановке, а в больничке только по сердобольности случайного прохожего, (если бы Мавроди оказался на той остановке сам, он бы, конечно, прошел мимо замерзающего сердечника). Он не был человеком результата, он был человеком процесса. Цель ничто, движение – все. И в принципе, потому он так и не остановился до самого конца – пока отец его не остановил его сам. Место его где-то в древней истории, конечно. Из него получился бы изумительный Цезарь. Мизантроп, стоик, циник, человек кипучей энергии и железной воли, ни кого не жалеющий и ни о чем не сожалевший, чудовище, машина, последовательный и жестокий механик, всегда видевший перед собой только путь и получавший наслаждение от самой работы поршней и валов механизма, не стремящийся конечной точке пути, но желавший, чтобы дорога никогда не закончилась. Мне и самому близко это мировоззрение, с одной только разницей – у меня, что я с ужасом понимаю, все-таки доброе сердце. А у Мавроди сердца не было вообще. Поэтому я крайне уязвим, а он нет – и раньше был неуязвим, а теперь и подавно. Можно говорить и полагать что угодно, — машинист спрыгнул, но механизм работает и машина мчится дальше. |