Что такое литературный миф Одессы? Сохраняет ли он привлекательность? Кому и зачем он нужен сегодня и будет ли нужен завтра? Прежде чем говорить о конкретном мифе, нам надо понимать, что такое миф и чем он отличается от других похожих вещей: от сказки, легенды, фейка и прочих схожих форм. Современная гуманитарная наука хорошо проработала этот вопрос, и сейчас существуют разные подходы к описанию мифа как явления; для обсуждения поставленных вопросов представляется наиболее уместным тот подход, который предлагает в своих работах одесский культуролог М.И.Найдорф. В рамках этого подхода миф, обобщённо говоря, есть способ осмысления социумом коллективного опыта. В мифе социум-носитель мифа выделяет особое пространство и время, героев и события, и выносит их за пределы обыденности, за пределы реального мира. Там, в этом особом статусе, это всё пребывает в роли вечно живой демонстрации того, как устроен мир, какое место в нём занимает человек и как должно поступать человеку. Работа мифа, таким образом, заключается в трансляции набора мотивирующих представлений. Чтобы понимать, что есть миф, а что уже нет, или ещё нет, или вообще нет, нужно учитывать несколько вещей. Во-первых, миф работает и сохраняется как миф ровно до тех пор, пока носитель мифа сохраняет веру в него. Если некий текст транслируется без этого условия – то есть, это или уже распавшийся, деградировавший миф, или это чужой миф из другого социума – миф превращается в иное явление: легенду, сказку, байку. Он утрачивает своё ключевое свойство; сказки и легенды тоже транслируют какие-то представления, но они, эти представления, уже не являются ни мирообъяснительными, ни поэтому мотивирующими. И, во-вторых, миф дидактичен. Миф мотивирует; миф объясняет, каков настоящий, правильный человек и как настоящему человеку должно с миром взаимодействовать. Миф транслирует правила. Если этот момент в тексте не проявлен – это не миф; это фейк, утка, распространённое заблуждение. Итак, миф – набор представлений и транслирующих эти представления текстов, который является предметом веры, является мирообъяснительным и мотивирующим. Как появляются мифы? Мы живём сейчас в массовой культуре, в культуре массового производства и потребления; поэтому у нас невольно возникает искушение переносить привычные нам принципы эпохи на те сферы, где это совершенно неприемлемо. Как ни печально об этом слышать современному человеку, не существует такой профессии, как мифостроение. Нет мифостроительных ВУЗов и училищ, нет даже завалящих мифостроительных курсов. Миф не создаётся по алгоритму нажатием кнопки. Миф зарождается, вырастает и живёт, пока для него есть условия и в нём есть потребность, и миф вырождается, когда условия и потребность исчезают. Миф является продуктом деятельности множества людей, но самой по себе деятельности недостаточно. Должна быть искренняя потребность в новом мирообъяснении, и должна быть столь же искренняя вера в это новое мирообъяснение – и лишь тогда посеянные зёрна деятельности могут дать всходы нового мифа. И эти всходы нужно поливать: мифу нужно приносить жертвы. Миф – чрезвычайно прожорливая штука. Вероятно, если бы не множество христиан-мучеников, показательно прошедших по пути культурного героя христианства, то вместо полноценного христианского мифа до нас бы, возможно, дошли лишь некоторые отдельные тексты с туманным смыслом. Если бы не было множества фанатиков-естествоиспытателей, посвятивших жизнь поискам научной истины, просвещенческая идеология осталась бы занятным курьёзом, умствованием горстки философов. Миф невозможно создать без людей с горящими глазами, которые готовы показательно прожить свою жизнь в соответствии с принципами этого нарождающегося мифа, – то есть, по сути, осознанно и целенаправленно принести себя и свои жизни в жертву этому мифу, накормить собой этого прожорливого младенца, отдать ему свои жизненные силы.Поэтому разговоры вроде «а давайте придумаем и запустим новый миф, потому что нам не нравится старый» вызывает у меня в лучшем случае смех. Придумать можно что угодно, но мифом оно от этого не станет. Здесь надо бы говорить другую фразу, намного более неприятную и сулящую множество трудностей. Примерно такую: «А давайте мы проживём свои жизни так достойно и правильно, до такой степени соответствуя своим убеждениям, и создадим настолько важные и ценные произведения, чтобы потом не просто умереть, а стать частью нового мифа». И вот так оно может сработать. А может, кстати, и не сработать, и эта неопределённость, наверное, тоже является частью цены, которую приходится платить. Переходя к непосредственной теме нашего разговора, думаю, что нужно сказать вот что.Разговоры об одесском мифе, к сожалению, обычно поверхностны и сильно упрощают ситуацию. Они сводят всё к криминальной теме, к контрабандистам и прочим уголовникам, и ограничиваются этим. Однако же, одесский миф неоднороден как во времени, так и по структуре. Рассматривая эволюцию одесского мифа, можно предложить такую формулировку: ранний одесский миф пушкинских времён – это литературный миф об Одессе, а одесский миф поздний, двадцатого века – литературный миф Одессы, и первый подготовил почву для второго. Сравнивая их между собой и выявляя общее, можно сделать вывод: Одесский миф – это прежде всего миф о свободном человеке и о свободном городе. В ранних мифах, мифах пушкинских времён, эта свобода мыслилась как свобода от сословных и национальных ограничений, от жёсткого контроля имперских властей и даже от тягот неблагоприятного климата, характерного для большей части Империи. В позднем мифе, который сейчас в основном и рассматривается, свобода мыслится как выход за пределы невыносимой государственной системы принуждения. Да, это прежде всего свобода от закона; от того закона, который осознаётся как несправедливый, от того закона, который сковывает умного и предприимчивого человека и пытается превратить его в винтик, в послушного раба системы. И уход в криминальную тематику здесь – лишь один из возможных в рамках данного мифа способов обретения свободы. Не меньшую значимость миф придаёт и другим возможным вариантам. Городской сумасшедший, юродивый, чудак, демонстративно отрекающийся от удушающей «правильной» социализации – тоже один из важнейших героев одесского мифа. Вообще, одесский миф демонстрирует нам множество путей обретения свободы; здесь и образ как бы лентяя, живущего случайными заработками ровно в той мере, в которой это нужно, чтобы не умереть с голоду, и образы людей, глубоко погружённых в профессию, свобода которых в чистом творчестве, в искусстве, в науке. Таких вариантов обретения свободы одесский миф предлагает множество, они причудливо комбинируются в культурных героях и формируют обширную «галерею святых» этого мифа – на выбор, на любой вкус. То, что сейчас из этой богатой галереи столь многими избран, обласкан и популяризирован именно криминальный герой – это факт не столько об одесском мифе, сколько о нас самих, о нашем вкусе, о нашей способности видеть смыслы и образы. И даже когда мы рассматриваем криминального героя одесского мифа, героя бабелевского извода, наш взгляд чаще всего скользит по поверхности и ограничивается внешними признаками. Меж тем, внимательное прочтение Бабеля и Ильфа с Петровым открывает в их героях важнейший второй слой. Их герой, будучи демонстративно свободен от формальной нормативности закона, тем не менее чётко следует своим внутренним представлениям о должном, и представления эти удивительным образом соответствуют важнейшим принципам гуманизма. Но современный массовый человек, к сожалению, из того героя, который демонстрирует сложнейшй баланс между свободой и ответственностью в очень непростых обстоятельствах, считывает лишь образ циничного, бездушного и жестокого, но весёлого и лишь потому обаятельного преступника. И вот, такой современный читатель совершает этот акт вандализирующего прочтения; по сути, он убивает героя и поднимает его для себя в виде незамысловатого, простого и понятного зомби. И потом этот читатель с раздражением смотрит на одесский миф и говорит: не, это миф о бандитах, нам такой миф не нужен. И хотя вывод такого читателя сделан на основании ошибочного прочтения, из-за неспособности к пониманию художественного текста, этот вывод парадоксальным образом может оказаться верным. Одесский миф, малой частью которого является миф о бандитской Одессе – это миф о свободе и ответственности. Это гуманистический миф эпохи Модерна. Нужен ли этот миф людям массовой культуры, культуры, где место свободы и ответственности заняли иные ценности – комфорт и безопасность? Пожалуй, что нет. Но, пока есть люди, для которых свобода и ответственность являются ценностями, люди, которые готовы жить именно этими ценностями, вместе с ними будет жить и одесский миф. (для онлайн-программы Международного книжного фестиваля «Зелёная волна», цикл «Литературный миф Одессы»). |
