Один из традиционных вопросов, задаваемых судебно-медицинскому эксперту, – это вопрос «зачем». Какими бы ни были обстоятельства наступления смерти, всегда найдётся кто-то испытывающий искренние недоумение относительно необходимости исследования трупа в данном конкретном случае. Если смерть наступила на фоне тяжёлого заболевания или в пожилом возрасте, вопрос звучит как «зачем вскрывать, это же явно ненасильственная смерть». Если человек получил телесные повреждения и погиб, формулировка меняется – «зачем вскрывать, если и так видно, от чего погиб». В результате сумма этих недоумений складывается во что-то похожее на рассуждение халифа об Александрийской библиотеке: «Если в этих книгах говорится то, что есть в Коране, то они бесполезны. Если же в них говорится что-нибудь другое, то они вредны. Поэтому и в том и в другом случае их надо сжечь». Специфика нашей культуры – привычка с лёгкостью жертвовать правом ради того набора занятных общепринятых заблуждений, который в этом сезоне принято называть здравым смыслом. Эта привычка не позволяет безропотно принимать ответ «потому что так положено по закону» и заставляет отвечающего всякий раз вновь тратить время и силы, закапываясь в обоснования и объяснения. Обобщая множество частных случаев из практики, любой эксперт может сказать: очевидное не всегда истинно, истинное не всегда очевидно. Человек самого преклонного возраста или страдавший при жизни тяжёлым, смертельным заболеванием может быть на самом деле убит – и не факт, что простой осмотр мёртвого тела выявит хоть какие-то признаки совершённого преступления; только вскрытие позволяет установить причину смерти с точностью, достаточной для принятия решения о необходимости дальнейшего расследования. Труп с явными телесными повреждениями, напротив, может быть результатом смерти от заболевания, а травма при этом оказаться вовсе не смертельной. Сейчас злополучный вопрос «зачем» получает очередную порцию живительной энергии в связи с эпидемией: зачем, спрашивают нас, исследовать тела умерших больных, если мало того, что «с ними всё понятно», так это ещё и смертельно опасно для медиков? Так вот, как и в случаях почти любых иных обстоятельств смерти, с такими умершими сразу понятно вовсе не всё. Даже в тех случаях, когда клинические симптомы при жизни были налицо, а наличие антител к коронавирусу установлено иммунологическими методами, остаётся ряд вопросов и сомнений. Во-первых и в-главных, коронавирус не делает человека неуязвимым от повреждений. Мало того, заболевание жертвы опасной болезнью может оказаться искушением для врага и спровоцировать его на насильственные действия в надежде, что атмосфера эпидемиологической паники упростит сокрытие такого убийства. Во-вторых, это заболевание может поспособствовать обострению уже имевшихся у больного хронических патологий, которые и становятся причиной смерти; в этом случае связь инфекции со смертью оказывается лишь косвенной. И, наконец, в-третьих, больной может умереть от другого заболевания, на течение которого наша инфекция никак не влияет или не успела повлиять, и смерть его в этом случае может быть вообще никак не связана с коронавирусом. И если для скорбящих родственников покойного и тем более для него самого эти нюансы уже не особо важны, то для системы здравоохранения статистика по таким случаям стратегически важна, поскольку даёт понимание характера опасности и позволяет точнее осуществлять манёвры силами и средствами для понижения летальности в будущем. Правила |
