Первая мировая война и партия «Свобода»

В этом году исполняется 100 лет с момента начала Первой мировой войны. В Германии эта тема вышла на первые полосы общенациональных проблем. Фонд Фридриха Науманна «За Свободу», представляющий немецкую партию свободных демократов – правую партию немецкого парламента, неудачно выступившую на последних выборах, организовал дискуссию на тему «Первая мировая война и ее проекция на настоящее».

Фонд Фридриха Науманна профинансировал не только дискуссию, но и издание спецвыпуска культурологического журнала «Ї» и саму дискуссию. Однако любопытно, что дискуссия эта состоялась не в Киеве, как можно было ожидать, а в Одессе, 26 сентября.

Надо заметить, что это действительно уникальное события для нашей политической действительности. Для сравнения отметим, что в этом году, даже Ришельевские чтения прошли не в Одессе, а в Киеве. Можно подумать, что именно с Киевом связано имя де Ришелье, а не с Одессой.

Официальная версия: Одесса являлась в Первую мировую прифронтовым городом, с Одессой были связаны многие интриги Первой мировой и т.д. Однако в ходе дискуссии прозвучало и иное толкование проведения данной дискуссии в нашем городе.

Я, к сожалению, не помню, кто высказал эту идею – или модератор круглого стола Владимир Олейник, координатор проекта в Украине и Белоруссии Фонда Фридриха Науманна «За Свободу» или главный редактор журнала «Ї» Тарас Возняк. Но мысль звучала примерно так: Одесса сейчас находится на рубеже столкновения, именно здесь идет, своего рода, бой за Украину, и именно поэтому дискуссия должна пройти тут.

На мой взгляд, это абсолютно верно. Одесса сегодня – это оселок, на котором проверяется на прочность идея новой Украины. Не Киев и, даже, не Львов. Как сказал мне Тарас Возняк уже после круглого стола, главное сейчас происходит не во Львове, а здесь, в Одессе.

Разумеется, это лишь изложение сказанного, так как у меня не было в начале желания писать об этом мероприятии, и я не вел диктофонной записи, а жаль. Я, честно говоря, ждал обычного грантового мероприятия, но реальность оказалась несколько иной.

О самой научной дискуссии я говорить не буду, так как записи я не вел, а приводить чужие высказывания без документарного подтверждения для неспециалиста – это очень сложно. Отмечу только то, что сказал сам, так как здесь я буду точен.

Лично для меня итоги Первой мировой войны напрямую связаны с дискуссией вокруг знаменитой книги «Августовские пушки» Барбары Такман. Дискуссию эту задал, как известно, президент США Джон Кеннеди, который как-то заявил, что именно эта книга послужила для него толчком во время «Карибского кризиса» остановиться и задуматься о последствиях «раскручивания» событий вокруг советских ракет на Кубе. Официальная американская версия звучит так: Джон Кеннеди сделал совершенно неожиданный шаг: вместо нагнетания ситуации вокруг Кубы, он позвонил Никите Хрущеву, и СССР и США сели за стол переговоров. В итоге «Карибский кризис» не кончился Третьей мировой войной.

На самом деле, вся эта история не совсем такая простая, как ее представлял публично Джон Кеннеди, во-первых, потому, что сам Джон Кеннеди был в реальности далеко не таким, каким он предстает со страниц американской либеральной прессы, через призму его трагической гибели, а, во-вторых, что гораздо важнее, Джон Кеннеди, по большому счету, просто не представлял себе, что реально происходит в Москве.

Однако внешне события «Карибского кризиса» развивались именно таким образом, став своего рода вариантом «альтернативной истории Первой мировой войны». Историки вообще очень не любят этого вопроса: «А если бы тогда…» Но в книге Барбары Такман, действительно, есть такая тема: одна из важнейших причин войны – это недоверие друг к другу правителей европейских стран. И реализация Джоном Кеннеди сценария «красного телефона» неизбежно вызывает мысль о том, что если бы между Петербургом и Берлином, Лондоном и Веной в 1914 году были протянуты «красные телефоны», то, возможно, Первой мировой войны удалось бы избежать.

Но именно сейчас данный отрицательный опыт Первой мировой не играет большой роли. Сейчас главная тема – это ответственность за саму войну. Традиционно было принято считать, что главная вина лежит на Германии – инициаторе войны. Но сейчас, в период европейского единства, историки уже выдвигают новую версию. И хотя идея эта выдвинута не немцами, книга историка Кристофера Кларка «Сновидения. Как Европа вступила в I мировую войну», где виноваты все, а не только немцы, стала бестселлером западной литературы. Сейчас модно каяться, модно обвинять себя и изгонять из своей души не дьяволов, а чувство агрессии. На всей этой философии лежит груз постмодернизма, с его презрением ко всем идеям, как созидательным, так и не очень, ко всем обязанностям, кроме обязанности самовыражаться, к чувству долга, к понятию чести и так далее и тому подобное.

Философия книги очень проста: все были агрессивны, все хотели драться, все хотели убивать, все, а не только немцы. Впрочем, книгу сейчас судить не будем, сначала ее прочитаем.

На мой взгляд, в отличие от мнения участников круглого стола, философское наследие Первой мировой сейчас очень актуально. Однако оно не в стремление к объединению Европы или тотальной толерантности, а в другом. Первая мировая война стала концом европейской цивилизации XIX века.

Обычно принято подчеркивать рациональный характер этой цивилизации, стремительный научно-технический прогресс. Однако это была еще и цивилизация чести и долга. Кодекс чести и чувство долга были вовсе не пустыми лозунгами для европейца XIX века, и в этом главный ужас Первой мировой войны, то безумное чувство ожесточения, которое охватило Европы: люди дрались до конца, до победы, не щадя никого и не прося пощады.

На мой взгляд, нынешнее состояние безволия Европы лишь продолжение трагедии Первой мировой, когда после нее из граждан Франции и Бельгии война будто «вынула душу и волю». И, опять таки, на мой взгляд, философия постмодернизма, разъедающая сейчас европейскую цивилизацию – есть живое воплощение ужаса Первой мировой.

Европе сейчас, несомненно, нужно то лекарство, которым Уинстон Черчилль лечил Британию после начала Второй мировой войны: когда он каждый день по радио пробуждал в уставших и изверившихся людях чувство чести и долга, гордости и самоуважения.

Но вернемся к Одессе дня нынешнего.

Уже после круглого стола у меня была такая, немного сумбурная беседа с Тарасом Возняком за бокалом вина. Его бокалом, разумеется, мне, увы, нельзя.

Он сказал такую интересную фразу, мол, во Львове украинцы гораздо легче теперь относятся к статусу русского языка. Усмехнулся и добавил, не потому, что украинцы стали такие толерантные, а потому, что поняли, что сейчас иначе нельзя и это уже не очень важно.

Мне сразу на память пришли слова другого львовяника – историка Грицака, который еще пару лет назад говорил, что украиноязычные и русскоязычные должны заключить соглашение: украинцы признают за русскоязычными право на русский язык, а русскоязычные признают право за Украиной идти в Европу.

И закончил нашу беседу Тарас Возняк своими рассуждениями о партии «Свобода», с которой он давно уже воюет. По его мнению, там уже почти не осталось идейных националистов, за очень редким исключением слегка не адекватных, а в основном это корыстные и прагматичные люди, играющие в очень грязные игры. Может ваши свободовцы, сказал он мне, еще наивны, но наши – все это делают из корысти. Надеюсь, их не выберут.

Ну, а я надеюсь, что мне удалось донести мысли Тараса Возняка относительно точно.