«Пусть лучше живет дома с родными пьяницами, чем его будут насиловать чужие люди в приюте»

У меня есть сосед Саша. Ему почти 9 лет, и у него нет шансов на благополучную жизнь. К моему сожалению и несмотря на мои попытки как-то ему помочь.

Его родители — беспросветные бухари. С того дня, как я переехала в этот дом и стала соседкой Саши, почти каждый день слышала, как на ребенка обрушивается трехэтажный мат, унижающие маленькую личность оскорбления. Не исключаю, что лупили его тоже, но я не берусь утверждать. Поскольку домофон у него дома не работает, он часто звонил к нам в квартиру, чтоб его впустили в парадную или тамбур.

Он сам ходил в школу, одетый в не совсем чистую одежду, и мог один гулять допоздна во дворе. Он вечно был с грязными руками, поскольку в его квартире периодически отключали воду за огромный долг перед «Инфоксом».

А однажды его пьяная мать закрылась в квартире и не пускала ни его, ни пьяного папашу — ребенок ночевал на лестничной площадке, словно приблудивший щенок.

Это было последней каплей, и на следующий день я позвонила в службу по делам детей. Пришел робкий мужчина, несмело стучался в закрытые двери и пораспрашивал меня о мои соседях. А потом робко вручил мне записку, чтобы я передала ее родителям Саши — их просили явиться в службу.

Естественно, никто никуда не приходил, и скомканную записку я нашла потом валяющейся у их двери. Инспектор еще пару раз заходил, также робко стучал и уходил ни с кем, а вскоре и вовсе прекратил это неблагодарное дело.

В один зимний холодный вечер маленький Саша тоже пришел домой и сидел у закрытой двери в тамбуре и тихо плакал. Он сказал, что, наверное, его родители спят и не слышат.

Я его пригласила к себе — ведь даже в тамбуре было морозно. Напоила, накормила, посоветовалась со знакомыми мне полицейскими и вызвала «102».

Приехала группа на вызов. Долго и бесполезно ломилась в двери, а потом забрала Сашу. Он доверчиво общался с полицейскими, с восхищением смотрел на их форму и с радостью поехал кататься на машине с мигалками — так ему обещали. Со мной, как с заявительницей, связались какие-то люди из службы, я сказала, что я журналист и так далее. Мне пообещали, что ребенка заберут на три месяца, чтобы мать опомнилась, чтобы с ней провели разъяснительную работу, чтобы она убедила службу по делам детей, что нашла работу, взялась за ум и стала на путь истинный, а если не стала на этот путь, ребенка окончательно распределят в интернат.

Я сразу сделалась героиней в глазах других жителей дома, которые тоже сочувствовали мальчику, но ничего более не делали. У моих соседей было теперь почти всегда тихо — родители Саши стали реже драться. Побухивали себе без громких выяснений отношений. Может, ребенок был раздражающим фактором, кто его знает?

Но в начале учебного года Саша снова вернулся домой — его привела мама. Она сказала, что столько выходила, столько выстрадала, чтобы забрать сына. Саша изменился. Он стал закрытым и не таким доверчивым, как раньше. На вопросы, как дела, он отводил глаза, машинально закрывая руки на туловище, и говорил: «Все нормально».

Я стала чувствовать угрызения совести — несладко, видимо, было ему там, хотя меня заверяли, что определяют мальчика в лучшее заведение города. Первое время за стенкой у соседей было спокойно, а теперь началось все сначала – пьяные оры, унизительные оскорбления, хлопанье дверьми.

Пару дней назад я встретила ребенка на площади Независимости. Было уже часов 10 вечера, а он гулял сам без сопровождения взрослых. С ним был парень постарше — такой же бедолага, видимо, которому не повезло с родителями. Они тынялись без дела, а может, уже и научились как-то чем-то промышлять. Я спросила, где его мама, а он впервые ответил грубо: «Какое ваше дело?».

Я не стану больше звонить ни в какую службу. Не стану вызывать полицию, когда он снова будет сидеть в тамбуре у закрытой двери или когда на него будут дико орать. Вся эта система просто не работает должным образом.

Даже если его снова заберут, то он может попасть в заведение типа «Свiтанка», где помимо безразличных неучастливых сотрудников орудуют насильники, а чиновники знают это и молчат, боясь за свое кресло. Если ему повезет чуть больше, он может попасть в дом семейного типа наподобие учреждения Галины Мартыновой. Если верить очевидцам и моему коллеге Жогову, его там могут жестоко избивать и даже изувечить, но зато он не будет наркоманом. Ну, так говорят воспитанники.

Я не знаю, что будет с Сашей дальше. Думаю, что ничего хорошего. Но я ничего не буду делать, чтобы спасти его, потому что не знаю как.

Пусть лучше живет дома с родными пьяницами, чем его будут насиловать чужие люди в приюте, пусть лучше гуляет где-попало, чем получать тумаки от посторонней названной мамы. Если бы появилась мощная институция, учреждение, где таким как он действительно давали бы шанс на благополучную жизнь, а не продолжали бы калечить их несчастные судьбы, где работали бы мотивированные сотрудники, а не безразличные люди, где бы его воспитали полноценным членом общества, а не потенциальным преступником, тогда можно было бы трубить в трубы, чтоб его туда взяли. Но такого места нет. Также как нет перспективного будущего у Саши. На мой взгляд.