Российская интеллигенция совершает очередную «смену вех»

Сегодня мы становимся свидетелями «исторического дежа вю« — Россия и русский народ повторяют собственные «ошибки прошлого» с потрясающей точностью. Удивительно, но в памяти воскресают даже такие относительно малоизвестные явления, как зубатовщина и сменовеховство. О «новой зубатовщине» мы поговорим как-нибудь в другой раз, а сегодня речь пойдет о «смене вех», через которую проходит большинство русской интеллигенции.

 Сменовеховство — это идеологическое движение коллаборационистского толка, связанное с переходом русской оппозиционно настроенной интеллигенции на сторону большевиков. Оно получило название от сборника «Смена вех», в котором ряд деятелей антибольшевистской направленности обосновывали необходимость сотрудничества с Москвой и возвращения в Россию. Сменовеховцы — Николай Устрялов, Александр Бобрищев-Пушкин, Юрий Ключников и другие заявили, что «большевики изменились» и стали действовать в интересах России. Следовательно, интеллигент-патриот, преданный народу, должен отказаться от оппозиционных антисоветских настроений и начать сотрудничать с Советской властью.

 Большевики отнеслись к кающимся и рефлексирующим на «обновленную большевистскую Россию» с комиссарами, в которых жив «дух самодержавья», интеллигентам традиционно — позволили им вернуться в страну, сделали на этом небольшой пиар, а затем в ранние 30-е расстреляли большинство «хлюпиков» за шпионаж и недостаточно твердую позицию. Более или менее всерьез сменовеховцев принял, кажется, только Луначарский, который в своей статье «Смена вех интеллигентской общественности» характеризовал это движение следующим образом: «Итак, это национал-либералы, порою почти национал-консерваторы на славянофильской подкладке, выразители наиболее жизненных интересов, наиболее сильных групп средних и только отчасти, может быть, господствующих классов (может быть, наиболее передовых промышленников). Перемена фронта у этих людей является вполне обоснованной и совершенно естественной. Первое, чего они жаждут — прочной государственности. Они пришли в ужас уже при керенщине. Присмотревшись к лику наших эсеров и наших меньшевиков, они убедились, что эти партии — болтушки в состоянии только совершенно растасовать все силы народов бывшей Российской империи. Они убедились, что попытки контр-революции (типа колчаковщины, врангелевщины и т.д.) представляют собою продажу России иностранцам и кроме того являются свидетелями полной бедности, и духовной государственной нищеты правящих классов. Они должны были бы притти в отчаяние, но тут они заметили, что, пока они боролись с большевиками, большевики создали государственность, создали прочный политический строй, создали большую и прекрасную вдохновенную Красную армию, что они не только не растранжирили Россию, но за совершенно ничтожными исключениями объединили территорию бывшей империи в виде свободного союза народов, союза, отнюдь не противоречащего величайшей концентрации сил, законченной централизации. Они убедились, что советская конституция не противоречит великодержавности. Присмотревшись к тактике Коминтерна, они (правда, криво, ошибочно, убедились, что эта тактика идет на пользу великодержавности России, создавая ей на Западе и Востоке друзей среди миллионов угнетенных. Ошибочность их оценки заключается только в том, что они неясно понимают глубокий интернационализм и доминирующую над всем коммунистичность нашей тактики, но что на нашем интернационалистском пути мы, вместе с тем, совершаем работу и по воссозданию России, и что одна задача отнюдь не противоречит другой — это, конечно, верно».

 Другие лидеры большевиков видели в них удобную политическую группировку для оттачивания собственной риторики, пропаганды своих идей и демонстрации всему эмигрантскому антикоммунистическому подполью, что даже «буржуазные реакционеры» признают мессианскую русскую функцию большевизма, его имперские великодержавные «скрепы» и т.д. Ленин видел в сменовеховцах любопытный информационный повод. Он откровенно писал, что идеи Устрялова о перерождении большевиков есть «классовая правда классового врага», но он также упоминал, что большевики будут использовать буржуазный аппарат и методы «старого режима» в своих целях. Красные поощряли деятельность сменовеховской прессы за рубежом («Смена вех», газета «Накануне») и ее пророссийскую, пробольшевистскую деятельность. Она разрушала антикоммунистический дискурс, способствовала коллаборационистским настроениям и всячески поощряла переход интеллигенции на сторону врага под соусом «преданности великой России». Существует небезосновательная версия о том, что сменовеховцы были агентурой большевиков, внедренной в эмигрантские структуры, однако в контексте статьи это не имеет значения. «Смена вех» и в прошлом, и в настоящем стала слишком массовым явлением, чтобы списать ее на «происки гебни».

 Любопытно, что сменовеховцы и сочувствующие им совершенно по-разному оправдывали сдачу позиций. Одни говорили, что НЭП «прояснил подлинно индивидуалистическую, буржуазную» натуру большевиков, которые со временем сделают из России ведущую либеральную державу и реставрируют капитализм, только с усиленными социальными гарантиями и правами рабочих. Другие — что Россия в опасности, ей угрожает распад, и только большевики могут удержать ее от этого процесса. Третьи шли на сотрудничество с коммунистами из народнических соображений — в них видели выразителей глубинных устремлений русского народа. Сегодня история повторяется с удивительной точностью. Русская интеллигенция, как и в прежние времена, разделилась на социалистическую, национал-патриотическую и либеральную. При этом и первые, и вторые, и зачастую третьи по-прежнему остались зацикленными на «народничестве» и «российских традициях». В результате мы можем наблюдать, как российская интеллигенция — правая, левая, коммунисты, либералы, националисты, в 2014 году осуществляет очередной сменовеховский проект. С натугой, со слезой, демонстративно она отказывается от своих вчерашних антиимперских и антикремлевских идей, чтобы, рыдая, улечься под кнут хозяина. Разумеется, под рассказы о «претерпевании за Россию», «приоритете геополитических интересов Родины» и прочую мистику в духе «Россия это живой организм, и любой сильный государственный лидер становится ее воплощением». Причем в ход идут все те же лозунги, внешне создающие видимость «разности путей, ведущих к Империи».

 Хозяин, что характерно, остается прежним. Путин это необольшевик, который был достаточно умен, чтобы начать свою карьеру не с нелепого «военного коммунизма», а с НЭПа. При всей своей либеральной риторике начала нулевых, Путин начал с обширных экспроприаций собственности у нелояльных олигархов — Невзлина, Ходорковского, Гусинского, Березовского, а сегодня он уже целиком перешел на антирыночную риторику. Железный занавес понемногу строится. Ближайшие соратники путинской России — это левацко-фашистские страны и политики, вся риторика которых укладывается в схему: «Запретить Америку, запретить открытый рынок, запретить врагов народа, повысить градус духовности и патриотизма, все беды объяснять происками запрещенной Америки». Точно такие же союзники были у большевиков. Марксисты, вроде Бела Куна, соседствовали с будущими фашистами, которые в те времена состояли в Итальянской социалистической партии. На сотрудничество с приличными договороспособными партнерами большевики не способны. Их одержимость властью, жажда «держать все под контролем» и гоповское стремление занять самое высокое положение, игнорируя правила приличия и законы, не позволяет им вести полноценную стабильную долгосрочную политику. Они обязательно начинают «кидать», «отжимать», «гасить» — причем делают все это подриторику о мирном урегулировании и провокациях врагов. Именно так большевики советизировали Грузию, Украину, Венгрию и пытались советизировать Польшу — с прибаутками про «буржуйскую сволочь» и «нелегкое положение трудового народа». Сегодня ситуация повторяется — с лозунгами о происках врагов и рассказами про нелегкое положение простого семейного гетеросексуального славянина в Европе у Украины оторвали Крым.

 Весь политический спектр русской интеллигенции сегодня проходит через «смену вех».

 Коммунисты на протяжении 90-х только и делали, что критиковали Ельцина, олигархов, антинародную политику правительства. Они сотрудничали с самыми отмороженными национал-фашистскими и фундаменталистскими группировками — все ради того, чтобы свергнуть ненавистный режим. С приходом Путина их риторика начала постепенно меняться. С усилением репрессивных и запретительных мер коммунисты все сильнее проникались любовью к режиму, а после событий в Украине, Майдана и захвата Крыма стали горячими поклонниками Путина и правительства РФ. Коммунистическая и просоветская интеллигенция, которая в 90-е сочиняла болезненные истории про кровопийц, агентов ЦРУ, МОССАД и Ми-6 в Госдуме и ФСБ, в большинстве своем поет дифирамбы Путину — ведь он «патриот».

 Националисты довольно долго сохраняли верность «антипутинской» риторике. Их можно понять — очень сложно, сохраняя имидж защитников русской нации, хвалить президента, при котором принимаются все более жесткие законы против националистов, а Чечня превратилась в «альтернативную независимую республику» с независимым президентом-Кадыровым, солидным федеральным содержанием и очень серьезной квазигосударственной самостоятельностью. Многие националисты, тем не менее, уже давно начали подавать правительству сигналы, что они готовы присягнуть на верность Путину. Но им нужны были хотя бы минимальные гарантии «сохранения лица». Власть долгое время игнорировала их, ограничиваясь лишь постепенно усиливающейся патриотической риторикой, пока не случилась Болотная, а за ней украинский Майдан, на котором националисты показали себя реальной силой, способной противостоять государственному террору. Власть в России поняла намек и бросила кусок национал-патриотам, максимально пропиарившись на Крыме, антизападной агрессии и санкциях против России. В них многие националисты видят гарантию будущей автаркии — «священной коровы» большинства патриотических и фашистских режимов современности. К сожалению, даже многие либеральные националисты стали имперцами, проследовав по стандартной русской логической цепочке: «Прирастание землей — это хорошо, против нас выступил Запад — значит, он хочет, чтобы нам было плохо, необходимо выступить за Россию против Запада и закрыться от чужих». Очень немногие люди сохранили адекватность и понимание того, что «против Запада за автаркию» автоматически означает «плохо». Не в силу каких-то мистических причин, а потому, что современная экономика так устроена, что она плохо работает в закрытом состоянии.

 Многие либералы тоже поддались «имперскому очарованию». Выступления против Украины, реплики в духе: «Я за свободу, но там же бандеровцы убивают моих сограждан» (которые непонятно как оказались в Украине с оружием в руках), отречение от либеральных взглядов стали очень распространенным явлением в наше время, когда каждую свою мысль человек стремится выложить в Сеть. За примерами далеко ходить не надо. Взять хотя бы известного Киселева, который еще в поздние 90-е рассуждал вполне в западническом духе, а сегодня уже грозит Америке ядерной войной и хочет сжигать сердца неправильных сограждан. Русский либерализм, в отличие от либерализма американского, южноамериканского или азиатского, носит беспринципно-народнический, мистический, почвенный и «духовный» характер. Там, где нужна диктатура закона, неприкосновенность частной собственности, открытый рынок (если нужно — принудительно отрытый), «отпускание» цен, безразличие к имперским комплексам и прочие непопулярные меры — русский либерал спотыкается, превращается в мямлящего достоевствующего, готового «ради величия страны» и «народа» отказаться и от собственности, и от убеждений, и от самого себя. Его убеждения зачастую сводятся к печально известному «вообще-то я либерал, но все побежали — и я побежал».

 К сожалению, история ничему не научила всех перечисленных политически активных людей, совершающих «примирение с властью» в одностороннем порядке. Они не понимают, что если события в прошлом уже шли по похожему сценарию, то результат будет очень предсказуемым. Поддавшись на патриотическую провластную риторику, вчерашние оппозиционеры один в один повторяют шаги своих «идеологических предшественников», которые своими действиями добились лишь усиления «совка», который так ненавистен либералам и националистам. Сегодняшние проимперские коллаборационистские шаги оппозиции приведут лишь к очередному «имперскому периоду» в истории России, который закончится лет через сорок-пятьдесят, и по окончании которого сегодняшних сменовеховцев будут проклинать их дети, выросшие за новым железным занавесом. Чудес в этом мире не бывает, ответы на вопросы касательно будущего лежат в прошлом. Возможность, что сегодняшняя ситуация разрешится чудесным образом с минимальными потерями (возвратом Крыма и размещением НАТОвских баз на границах с РФ, например) не просто ничтожно мала. Ее буквально не существует. Совпали самые разные исторические векторы. С одной стороны — жаждущая реванша Россия, к концу нулевых политически уверовавшая в то, что распад СССР был «катастрофой». С другой стороны — Западу нужна была Бестия, на которую можно было бы свалить все грехи, ошибки и беды современности. С начала нулевых Запад пытался нащупать нового «козла отпущения», которого можно было скормить Азазелю истории. На эту роль пробовались Китай, Иран, международная исламистская сеть — и вдруг Россия решила еще раз сыграть в эту самоубийственную игру, громогласно заявила: «Я буду этой Бестией! « и начала устанавливать вокруг себя марионеточные режимы, захватывать чужие территории и поддерживать территорические государства. И сменовеховствующая интеллигенция, в очередной раз проявившая потрясающую беспринципность и потрясающую тактическую слепоту, помогла ей в этом. Новым сменовеховцам еще предстоит понять, что «крымнаш», «мочить пиндосов», «встанем с колен» и прочее — это примитивные ловушки, на которые их в очередной раз поймали «необольшевики», чтобы сделать на них пиар и потом пустить в расход.

 Сменовеховство это коллаборационизм самого гнусного толка. В вынужденном сотрудничестве человека с завоевателем есть своя логика. Это логика стремящегося выжить любым путем обывателя, слишком боязливого для Сопротивления и слишком озабоченного выживанием, чтобы замечать весь ужас простого выполнения приказов. Внешний агрессор приходит на пике своего могущества, со своими законами и военной машиной. Он тотален и угрожающ, простой человек теряется в его присутствии и в страхе присягает ему. В сотрудничестве со «своими» нарождающимися имперскими диктаторами нет даже такого оправдания. Потому что в период становления диктатура редко представляет угрозу для собственных граждан — напротив, она стремится любыми путями заручиться их поддержкой, заигрывает с ними, использует популистские ходы, «ходит в народ». У нее нет законов и военной машины, потенциальной диктатуре необходимо их создать. Вместо того, чтобы препятствовать этому процессу, российские «сменовеховцы» идут на сотрудничество с абсолютно любым злом, если оно носит народническую великодержавную маску. Если классического коллаборациониста не спрашивают, хочет ли он оказаться под властью агрессора, то сменовеховец выращиваетдиктатора, чтобы оказаться под его властью и начать сотрудничать. Он не просто «стучит в Гестапо». Он сначала делает все, чтобы Гестапо появилось, а потом идет стучать.

 На шахматной доске расставлены почти все фигуры. Большевики. Страны, которые они хотят подчинить. Их союзники. Коллаборационисты. Запад, ведущий сдержанную политику, еще не решивший, как действовать дальше. Сторонние наблюдатели, готовые занять сторону победителя. Не хватает лишь одной фигуры. Историческим антиподом сменовеховства была «непримиримость», а центральной организацией, построенной на принципах непримиримости, был Русский Общевоинский Союз. «Для всякой победы нужно устремление к одной цели максимум усилий. Для победы над советской властью русской эмиграции, такой, как я ее выше определил, необходимо сознание, что ни один эмигрант не имеет права что бы то ни было делать или говорить, что могло бы послужить на пользу большевикам или во вред другому эмигранту, т. е тому, кто так или иначе борется с большевиками, и ни один эмигрант не имеет права не сделать того, что в его возможностях и что может так или иначе нанести ущерб коммунизму» - так характеризовал это явление один из идеологов непримиримости генерал-лейтенант Евгений Миллер. Именно «непримиримых» не видно на поле боя. Появится ли новое Белое движение, которое займет последовательную позицию против российского «необольшевизма», поддержит Украину, Грузию, праволиберальные силы на Западе, станет сражаться с врагом в Украине, как «непримиримые» сражались с коммунистами в Испании на стороне Франко? Время покажет…