artville1

Alla Yurasova / 23 августа 2019, 16:02

Сборник рассказов “Истории моего двора” — Часть Вторая


«Разбитая посуда»

  Сижу на балконе, закутавшись в плед и листаю «Домоводство», там рисунки модных женских костюмов и платьев. Втюрилась в эти наряды на всю жизнь. Узкая талия, юбка футляр или солнцеклеш, широкий пояс. Боже, как красиво, как женственно. Черный огромный кот лежит в моих ногах, мурлычет, поглядывая желтым, как у пантеры взглядом. «Добрый» кот позволяет себя любить.

- Ладно, разрешаю,

- мяучит членораздельно вредный пушистый комок. Снизошел до того, что позволил погладить лапку. Высшее расположение. Я тихо радуюсь своей победе. Не злоупотребляю его доверием, а то цапнет, мало не покажется.

Вдруг прямо над ухом раздаётся истерический вопль.

- Мопс, дегенерат чертов, — орет моя родная тётя Лиля моему дяде. Позже, в четырнадцать лет я узнала, что мопс — это не матерное слово, а порода собак.

От истошного крика кот подпрыгивает и шипит, словно бешеная змея, укушенная лучшей подругой.

- Я тебе русским языком сказала, купить докторскую колбасу кусочком! Только такой идиет как ты приносит нарезанную!

Колбаса явно летит в голову дяде, потому что мой проворный кот сиганул через перила и юркнул под занавеску Лилиной балконной двери.

Пока тетя кричит на бедного тихого дядю, кот пожирает колбасу. Двести граммов для него — пыль морская.

На прошлой неделе он доел, вылизал до идеальной чистоты банку красной икры, принесенную моим папой своим горячо любимым детям. Сожрал и не подавился, животина проклятая. Мама успела сделать четыре бутербродика.

- Лиля, а чем плохо нарезанная колбаса, какая разница, — отвлекаю тетку от, поедающего колбаску котика.

- Тебя ещё забыла спросить, — гаркнула Лиля. Все стало понятным. Просто накопилось. Выпустила пар. Дядя всю жизнь служил верой и правдой, мальчиком для битья бешеной Лильке.Тётя Лиля через час, все-таки, устала ругаться. Наступила недолгая тишина, плохо сочетающаяся с нашим пространством.

Проститутка Сарра ужинала у открытого окна, выходящего на общий балкон, с новым клиентом мужского пола, военным, потерявшим на войне руку и всю свою семью. Поели борщ, поели гречневую кашу, распили бутылку водки. По громким голосам, стало ясно — вторая бутылка тоже пошла в расход. Сарра запела свою арию номер один.

Песнь называлась: как я стала проституткой. Пересказывать не буду. Спросите любую представительницу древней профессии, у каждой история точно такая же. Все рассказы одинаковые, как под копирку.

И все бы прошло хорошо, но Саррка — дура запела вторую арию: сколько у неё было мужчин. Её арии я знала наизусть и какая последует реакция слушателя отлично представляла. Это всегда, всегда заканчивалось плохо. Вот дура, так дура. Я пошла готовить папу, дядю и других ещё трезвых или не очень пьяных соседей.

- Не смей бить меня, вражина не добитая! — ревела Сарра на весь дом, уворачиваясь от тумаков. Вопли эхом отдавались в дворовом колодце. Ария превращалась в дуэт, голос самой исполнительницы плюс эхо. Жалкие остатки посуды летели в стену, разбиваясь, создавали приятный звенящий аккомпанемент.

- Придётся опять делиться тарелками, скоро будем есть из миски кота, — сказал мой папа.

- Сама пусть жрет из кошачьей миски, — буркнула мама.

- Жаль, что тебя немцы не вздернули, — ревел однорукий военный, бросая в нашу Сарру колченогий табурет. Все — это призыв к наступлению, направленному на защиту своей родной проститутки.

Военного скрутили и отправили восвояси.

Он вернулся на следующий вечер с букетом цветов. Решил жениться на нашем дружном дворе. Дом его принял. Дядя Серёжа чинил всем и всё. Одна рука бывшего офицера стоила сотни двуруких, но абсолютно безруких мужиков.

- Человек, что надо, — поставили диагноз соседи.

Маня, вторая гейша нашего дома, чувствовала себя одиноко, несправедливо обделенной. Хотя у неё был сын, хороший правильный мальчик, живший с бабушкой, папиной мамой.

- Свекровь и я — это все, кто остался в живых после сталинского и фашистского мора, — любила говорить Маня. Поскольку Сарра оказалась правильно пристроенной, Маня лопалась от зависти. Никакие уговоры подружек — соседок, обещания, что и у нее все будет хорошо не помогали.

- Когда? Когда? Все вы врете. Не будет хорошо. Врете, врете все, — рыдала безутешная Маня.

Тут вышла во двор Кира Исаковна, интеллигентная преподавательница Одесской консерватории и как заорет иерихонской трубой

- Бл*ть, чего нюни распускаешь? О сыне подумай. Тебе есть о ком заботиться. Мальчишку учить надо. Он проституткой не сможет работать.

(В послевоенные годы геев еще не было). И Манин сын был гетеросексуал. Вырос, женился, родил детей. Но это потом. А сейчас только интеллигентная Кира сумела привести Маню в норму.

- Мой сын, Ангел. Выкусите, Кира, не дождётесь. Он будет инженером, — всхлипывала одинокая проститутка, понемногу успокаиваясь.

Дальше по балконному проходу жил старый придурковатый дедушка Моня. Душевно больной, просидевший почти всю оккупацию в подвале Вали Иваненко, жившей на первом этаже под большой лестницей. Валя любила Моню, рискуя жизнью прятала его. Его тело войну пережило, а ум нет. Перед уходом фриц пальнул в Валю, просто так, без всякого смысла. Моня видел все через крошечное подвальное окошко.

Старенький дедушка рылся в мусорках, развалках, находил там всякие интересные штучки. Отмывал их. Дарил детям. Мы с ними игрались. Игрушек было не много: уродливые, рахитичные пластмассовые пупсы, железные машинки, скрипящие мерзко, хуже чем гвоздём по стеклу, большие тяжелые кубики. Зато детских книг было сколько хочешь, их никто не покупал. На хлеб не хватало. Какие там книжки.

Монины подношения пользовались успехом. Балерины с отбитыми носиками или поломанными ножками, опустевшие пудреницы с разбитыми зеркалами, шахматная фигурка коня, бусины от разных манист — эти богатства для нас были воистину роскошью. Моню все жалели, подкармливали.

Умер дедушка Моня 1961 году, после денежной реформы. В газетах писали: реформа пройдет в форме деноминации с девальвацией. Что означали эти странные слова на букву «Д» никто не знал. Слова на «Б» или на «Х» все знали и понимали, даже дети. Освобождая после похорон Монину хибару от ветошного хлама наши соседи пришли в ужас. Везде, на незанятой поверхности стояли — лежали щербатые тарелки, стаканы и рюмки без ножек. Диван, тумбочки, комоды, старые чемоданы и кастрюли все было забито деньгами и чёрным хлебом. Кому нужны, вышедшие из употребления деньги и поеденный мышами и крысами хлеб, тому кому нужна грязная битая посуда. Никому! А дедушка был богаче миллионера Корейки.

Дезинфекторам представилась возможность подработать на огромном участке, охватывающий весь наш шумный дом.

- Гады проклятые, что вы за вонь тут подняли от земли до неба. Жить негде, — цедила сквозь зубы моя мирная, добрая бабушка.

- Чтоб вы сдохли, дармоеды нацистские. Вы же нас всех вытравите, — возмущалась тетя Лиля.

- Надо было съехать на пару дней, — отвечали дезинфекторы.

- Вот дули вам под нос. Там на Кирова уже съехали на пару дней. Так вы их до нитки обокрали. Рваные трико бабушки и то умыкнули.

- Щас, разбежались, — отвечала задыхающаяся от химикатов интеллигентная женщина с черным ртом — Кира Исаковна.

Только мой чёрный кот, размером с пантеру охранял от грызунов границу наших владений.

Бог с ней, с красной икрой. На здоровье, котик!

 

Автор Алла Юрасова

Мои рассказы в FacebookInstagramBlogger


Автор иллюстрации – Лариса Юрасова

 


Пост размещён сторонним пользователем нашего сайта. Мнение редакции может не совпадать с мнением пользователя



Владимир Степанов
Браво автор!
   Відповісти    
Alla  Yurasova
Благодарю! )
   Відповісти    
Ludmila  Koshina
Алла, браво, ещё раскажите про тачечников на старорезничной (куйбышева) я так не умею, хотя меня, маленькой девочкой там мама с папой оставляли у бабушки… Я бабушке тюльку чистить помогала, лет 8 мне было, я покупала за  3копекс ей, пучок зелени и огурчик, кривенький, потому что только он хрустит!!! . И ещё, во дворе на старорезничной (куйбышева) примус зажигали, и готовили на нем. А с утра мадамы спрашивали, кто за что купил, как по…сал и как по…кал… И почем продукты купили, и как рачки варили…
   Відповісти    
Alla  Yurasova
Спасибо! ) Очень интересная тема для рассказа.
   Відповісти    
Ludmila  Koshina
Ой, вспомнила ещё!!! На воротах было написано — во дворе туалета нет, и еще — во дворе трусить запрещается… Это было написано во дворах улицы Привозной, угол Карла Маркса. У папы спрашивала, что трусить запрещено… Почему риба, а не рыба, почему тканини, на не ткани. Я тогда только читать научилась… Папа мне сказал, что это написано на украинском языке, и я должна,  ОБЯЗАНА, научиться говорить на этом языке, потому, что я родилась здесь, потому, что это моя страна… Шел 1966 год мне было 4 года. Я только научилась читать…
   Відповісти    
Alla  Yurasova
Спасибо! )
   Відповісти    
Ludmila  Koshina
И ещё, мой покойный отец пережил оккупацию в гетто в Балте, очень страшную оккупацию. При этом очень любил Украину. Я Україну обожнюю..дякуючи татові..Слава, Україні!!!
   Відповісти    
   Правила

Записи в блогах:




Думська в Viber


Одрекс
Ми використовуємо cookies    Ok    ×