«Не жалейте дохлую ворону» Наш знаменитый двор на улице Заславского многие годы держал первое место среди Одесских дворов. Хотя в нем не жили мировые знаменитости, кроме меня, конечно. Наш дом славился насыщенностью событий и двумя замечательными проститутками. Их, по крайней мере, знали все мужчины нашего города от пятнадцати до девяносто пяти. Может были и постарше? Надо уточнить. В квартире сумасшедшего дедушки Мони поселили бывших антисемитов Зину и Жорика. Бабушка сказала: «Или они перестроятся, или подавятся своим антисемитизмом». В Политбюро фразу внесли в протокол, там она хранилась до времен Горбачева. Чтоб вы знали, его «перестройка» пошла от моей бабушки. После того, как Жорик хлебнул большой глоток водки, он подавился, алкоголь пошел не в то горло. Жорик сильно и долго кашлял. Зина орала - Чтоб ты подавился, проклятый!!! — дубасила его кулаком по спине. Мы дети, сидя в лодке дворника Василия Ивановича ничего не понимали. Жорик и так подавился. Чего же Зина хотела? Чтобы он два раза за раз подавился? Жестокая она. Мама вышла на балкон, побежала в бывшую Монину комнату и елейно рявкнула: - Положи одну руку на темечко, придурок деревенский! Жора давиться перестал и перестал быть антисемитом, так ему моя мама понравилась. Кира Исаковна не взлюбила Зину, у той тоже был черный рот. Соседи никак не могли определить у кого рот чернее. Спор затянулся, конец его растворился в тумане времени, вместе с нелюбовью Зины к евреям. Евреи все — это одно, а евреи нашего двора — другое. Однажды Павлик приволок с развалки дохлую ворону. Это было настоящее богатство. Мы решили её вылечить. Из бабушкиного махрового полотенца соорудили постель, уложили в нее мертвую птицу, накрыли свободным концом, как одеялом. Дети не воспринимают смерть, как нечто окончательное и бесповоротное. В детском воображении смерть — сложное, долгое заболевание, оставляющее надежду. Уповая на лучшую долю, из шелковицы сделали лекарство. Райка стырила из Светкиного ящика какую-то таблетку, с трудом раздвинула клюв, я забросила украденное лекарство. Затем закопали шелковичную бурду. Ворона не ожила. По задницам получили все. И за полотенце, и за таблетку, и за пипетку, и за мертвую птицу. Дохлую ворону у нас отняли. Мороженого лишили. Пришёл Шурик, будущий трансвестит, и рассказал анекдот: - Едет эстонец по дороге, видит лежит мертвая ворона. Поднял ее, бросил в телегу. - Пригодится, — сказал. Через год едет. Выбросил ворону под тоже дерево. - Не пригодилась. Нам было не смешно. Мы не знали какие эстонцы медлительные, вообще не знали про эстонцев. В воскресенье у тети Зюмы заболел живот, она стонала и плакала. Сбежался весь двор. - Может внематочная беременность, — предположил дядя Миша, разглядывая выпирающий живот Зюмы. - Пшонки переела вчера, — скромно, но артистично, взмахнув рукой, молвила проститутка Сарра. - Перетрахалась, — заключила проститутка Маня. От обиды Зюма аж заголосила во всё горло. - Манька, ты ж бл*дюга толстожопая, всех по себе судишь. Я порядочная женщина. У меня аппендицит. - Я теперь как все. Очень порядочная, — возразила Маня. Моя тетя Лиля отвезла Зюму на Слободку в больницу, ей вырезали этот самый аппендицит. - Ещё какой-то час и мы бы её потеряли, — объяснила старшая медсестра. Я успокоила Павлика: - Твоя мама чуть не потерялась, тетя — сестра нашла ее. Не волнуйся. Все хорошо. В больнице будет одну неделю. Павлик так обрадовался, просто неудобно стало. Хирург, оперировавший и наблюдавший Зюму, сказал, манная каша не полезна, пюре не полезно, сметаной запихиваться тоже вредно. И доктору, ковыряющемуся в кишках, Зюма поверила. - Глотай, гаденыш малый, — мы слышали последний раз до операции. Павлик получил полную амнистию, так объяснил папа. Только-только Зюма пошла на поправку, только-только вернулась к нормальной жизни, произошла история всколыхнувшая не один наш двор, а всю улицу. В доме номер четыре на углу Заславского и Кирова жила «та самая гадина», к которой бегал Светкин муж Толик, отец моей закадычной подружки Раюни. У этой семейки была мерзкая псинка пинчер Муля. Собачка не могла пройти мимо четвёртого номера. Рвалась с поводка, тявкала, как сумасшедшая. Оказалась Толик с Мулей каждый день навещали «ту самую гадину». - Глупый пинчер привел Свету к нехорошей женщине — пробл*ди, — обсуждали происшествие мои родственники. Светлана, вполне приличная, почти интеллигентная, конечно, не такая как Кира или хотя бы Лена, но тоже ничего, побила «эту гадину». После драки Кира и проститутка Сарра разбили оной все окна, бросая в них камни. По всей улице Заславского между Чкалова и Кирова все дворы заклеймили позором любовницу Толика. - Если бы она жила не в нашем районе такого геволта не было бы, — подытожил Изя, очень воспитанный муж Киры Исаковны и покраснел. Клава, жена удачливого священнослужителя, собственноручно оттаскала преступницу за косы. Этой мерзкой твари, как назвала ее моя бабуля, пришлось переехать. Двор постановил выгнать Толика из дома. - Пусть катится к своей шалаве, — постановили на общем собрании. - Нам дохлая ворона не нужна, не пригодилась. Все знали анекдот Шурика. Через неделю Толик приполз на четвереньках, просился домой. - Не жалейте дохлую ворону, — изрек дворник Иван Васильевич. Даже ходок Миша возмущался поведением Толика. - На одной улице — это кощунство. Понятное дело мертвая ворона никому не нужна. А живой муж, хоть и провинившийся всем нужен. - Света, прости Толика. Две недели большой срок для наказания. Не дай Бог, привыкнет без семейных забот, — строго урезонила разбушевавшуюся Светлану моя самая мудрая в мире бабушка. Вы же знаете, с бабушками не шутят. Автор Алла Юрасова Мои рассказы в Facebook / Instagram / Blogger Автор иллюстрации – Лариса Юрасова Правила |