Эдуард Багрицкий Волы мои, степями и полями, Помахивая сивой головой, Вы в лад перебираете ногами, Вы кормитесь дорожною травой. По ковылям, где дрофы притаились, Вблизи прудов, где свищут кулики, Волами двинулись и задымились Широкой грудью броневики. По деревням ходил Махно щербатый, И вольница, не знавшая труда, Горланила и поджигала хаты И под откос спускала поезда. А в городах: молебны и знамена, И рокот шпор, и поцелуй в уста. Холеный ус, литая медь погонов, И дробь копыт, и смех, и темнота. Прибрежный город отдыхал в угаре, По крышам ночь, как масло, потекла. Платаны гомонили на бульваре, Гудел прибой, и надвигалась мгла. Прибрежный город по ночам чудесней, Пустая тишь и дальний гул зыбей, И лишь нерусские звенели песни Матросов с иностранных кораблей. И снова день, и снова рестораны Распахнуты. И снова гул встает. И снова говор матерный и пьяный, И снова ночь дорогою кровавой Приходит к нам свершать обычный труд. Тюрьма и выстрелы. А здесь зуавы С матросами обнялись — и поют… Мы в эти дни скрывались, ожидали, Когда раздастся долгожданный зов, Мы в эти дни в предместьях собирали Оружие, листовки и бойцов. Ты, иностранец, посмотри, как нами Сколочен мир, простой и трудовой, Как грубыми рабочими руками Мы знамя подымаем над собой. Ты говоришь: «Укразия». Так что же, Не мы ль прогнали тягостный туман, Не мы ль зажгли вольнолюбивой дрожью Рабочих всех материков и стран? Бей по горну — железо не остынет, Оно сверкает в огненной пыли. Укразия! Примером будь отныне Трудящимся со всех концов земли… Одесса, 1925
|
