По-сталински: в Одесской области суд дал «диверсанту» 13 лет колонии без единого доказательства вины   

Неделю назад Овидиопольский районный суд Одессы вынес приговор по делу о взрыве на 23 километре одноколейки Ксениево-Аккаржа, который произошел 28 апреля 2015 года. Суд признал виновным в этом преступлении 24-летнего одессита Константина Калашникова. Его деяния квалифицировали по двум статьям Уголовного кодекса – 113-й (диверсия) и 263-й (незаконное обращение с оружием, боеприпасами или взрывчатыми веществами). Овидиопольские судьи назначили парню наказание в виде 13 лет лишения свободы с полной конфискацией имущества. Сам подсудимый отказался на заседании суда от ранее данных им показаний, заявив о том, что он оговорил себя под давлением правоохранителей, однако служители Фемиды проигнорировали отказ, приняли во внимание признания, сделанные Константином во время досудебного следствия и, основываясь на них, вынесли приговор.

«Думская» разбиралась, насколько доказана вина одессита. Для этого мы изучили судебные документы и привлекли независимых экспертов. Один из них - опытный следователь, проработавший в системе органов внутренних дел более 25 лет.

Коротко о фабуле дела. Примерно в пять часов 28 апреля 2015 года на участке железной дороги в районе поселка Великодолинское, где живет подсудимый, раздался взрыв. Были повреждены рельсы одноколейки, образовалась довольно большая воронка. Эксперты пришли к мнению, что было взорвано устройство мощностью примерно 4 килограмма в тротиловом эквиваленте. По горячим следам никого из «минеров» не нашли. Кроме воронки, поломанных шпал и рельсов, не нашли и никаких вещественных доказательств – ни одного элемента взрывного устройства или таймера к нему. Были сделаны лишь смывы с обломков, на основании которых эксперты и сделали вывод, что взорвался тротил.

Константин Калашников был задержан сотрудниками СБУ лишь 5 июля 2015 года вместе с группой других лиц, подозреваемых в серии диверсий на объектах транспортной инфраструктуры. До этого молодой человек был в списке «нелояльных» — как активист Антимайдана в 2014 году. В котельной его дома нашли две стандартные тротиловые шашки. Это, кроме показаний самого Калашникова, данных им во время досудебного следствия, – единственные аргументы следствия в пользу его причастности к преступлению.

Как рассказал нам один из тех, кто общался с Калашниковым в камере следственного изолятора, за неимением денег Константину Калашникову предоставили государственного, бесплатного адвоката. Тот предложил молодому человеку пойти на сделку со следствием и дать признательные показания, которые полностью укладывались бы в фабулу дела. Взамен прокурор, дескать, не будет требовать сурового наказания, и все может закончиться условным сроком: в конце концов, никто не пострадал, а материальный ущерб невелик. Для многих людей, даже уверенных в своей невиновности и достаточно взрослых и волевых, но впервые оказавшихся за решеткой в условиях украинских пенитенциарных заведений со всеми их «прелестями», сотрудничество со следствием и самооговор — часто самый быстрый и относительно безболезненный путь выхода на свободу. Примеров тому достаточно много. А если принять во внимание юный возраст Калашникова (его задержали, когда ему было всего 22 года), то легко понять быстрое согласие молодого человека пойти на сотрудничество с кем угодно. Лишь бы выбраться из тюрьмы.

Однако дальше произошло нечто неожиданное для следствия и адвоката: подозреваемый взял и отказался от признания. И сменил государственного адвоката на другого. Тем не менее, суд принял во внимание его первые показания, тем самым грубо нарушив нормы Уголовного процессуального кодекса Украины. Статья 95 последнего гласит, что суд может обосновывать свои выводы только на тех показаниях, которые он непосредственно получил во время судебного заседания. Суд не вправе обосновывать судебные решения показаниями, данными следователю, прокурору, или ссылаться на них. Но в Овидиополе, очевидно, о существовании такой статьи в УПК не знают.

Но вернемся к первым показаниям Калашникова (дезавуированным). Согласно им, незадолго до совершения преступления он познакомился с двумя «неизвестными» людьми, которые предложили Константину принять участие в минировании и взрыве железнодорожных путей. Цели и мотив диверсии, очевидно, особо не заморачивали следователя – в приговоре сказано лишь о том, что Калашников был негативно настроен по отношению к власти.

Для диверсии было собрано взрывное устройство, оборудованное таймером. В действие оно приводилось при помощи мобильного телефона. Роль самого Калашникова – позвонить в определенный заранее момент по телефону и активировать бомбу. При этом, по версии следствия, адская машинка взорвалась бы даже без участия Калашникова, ведь у нее был таймер, установленный на определенное время. К закладке мины на путях Калашников не имел отношения – он якобы лишь разведал пути и показал диверсантам место. Далее, как в песне поется: «Он вам даст батон с взрывчаткой, принесете мне батон». Калашникову дали телефон и сказали позвонить. Но в последний момент сам Калашников выбросил телефон, так и не приведя мину в действие. Она (по версии следствия) взорвалась от таймера. Каким образом правоохранители узнали столько подробностей, если никаких деталей взрывного устройства найдено не было, непонятно.

Как уже было сказано выше, Калашникова задержали лишь спустя два месяца. Когда во время обыска были найдены толовые шашки, «диверсант» сразу заявил, что не знает, каким образом у него в доме оказалась взрывчатка. Лишь спустя время, проведенное в камере изолятора, он начал давать показания против себя самого и признал, что приобрел толовые шашки у опять-таки «неустановленного следствием лица» и при неизвестных обстоятельствах.

Теперь – слово эксперту «Думской», следователю с 25-летним стажем. Он попросил нас не называть имени, но менее ценным от этого его мнение не стало.

Следователь: «Даже если базироваться на показаниях Калашникова, от которых он отказался, и на фабуле обвинения, возникает много вопросов. Первый вопрос к следствию — что сделал Калашников? Ответ — ничего. Сам Калашников взрывчатку не закладывал. Его неизвестные сообщники попросили активировать установленное ими взрывное устройство, произведя звонок в определенный момент на известный номер телефона. Но он не позвонил, а выбросил телефон в воду. Телефон найден не был. То есть Калашников не совершил никаких действий для приведения устройства в действие. А устройство сработало независимо от Калашникова, потому что якобы было снабжено таймером. Кстати, из этого возникает еще один вопрос – а зачем тогда неизвестным диверсантам понадобилось участие самого Калашникова? Наличие таймера тоже ничем не подтверждается – это следует лишь из показаний самого обвиняемого. То есть фактически Калашников совершил отказ от совершения преступления — звонить не стал, телефон выбросил. В этом случае его нужно судить не по 113 ст. УК – «диверсия», а за укрывательство преступления – по 396 ст. УК Украины.

Второй вопрос к следствию: по найденным толовым шашкам «тип 200» была проведена комплексная взрывотехническая и дактилоскопическая экспертиза. Но в судебных документах нет упоминания о найденных отпечатках пальцев Калашникова на шашках. Это значит, что их просто нет. Интересно и то, что понятые, взятые на обыск с рынка «Книжка», судя по документам, не помнят, где конкретно лежал тротил. К слову, наводит на определенные размышления место, откуда взяли понятых – рынок «Книжка» на Александровском проспекте в Одессе. Дело в том, что это неофициальное место постоянной дислокации понятых для оперативных и следственных действий одесского УСБУ…

Третий вопрос, но уже к суду. Судя по заявлению самого Калашникова, к нему применялось давление как физическое, так и моральное, чтобы он пошел на самооговор. Но в судебных документах нет упоминаний о проведении судебно-медицинской экспертизы Калашникова. Скорее всего, его физические повреждения, которые могли быть ему причинены в процессе следствия (по его собственному заявлению), просто не исследовали. И экспертизы не было.

Весь приговор построен лишь на показаниях самого Калашникова, которые он не подтвердил на заседании суда. А такие показания правовой силы не имеют, суд их принимать во внимание не может. Доказательств нет, вещдоков нет. Но в любом случае все его показания — просто слова, не подтвержденные доказательствами. Времена Вышинского с его «царицей доказательств»» уже прошли. Главный принцип современного украинского судопроизводства – презумпция невиновности. Обвинение даже по тексту не содержит состава преступления по 113 статье УК. Нет доказательств и по эпизоду с хранением взрывчатки».

«Думская» считает, что, приговорив человека, доказательств вины которого нет, Овидиопольский районный суд в лице судей Андрея Бочарова, Дмитрия Гандзий, Владимира Кочко совершил крайне враждебный по отношению к Украине и украинскому народу акт. Такие судебные решения причиняют стране куда больший вред, чем диверсии вроде той, что имела место 28 апреля 2015 года в районе Великодолинского. Собственно, они тоже являются своего рода диверсиями, только правовыми. Надеемся, судьи областного апелляционного суда исправят содеянное коллегами.

Автор – Александр Сибирцев