Пять инфекционных напастей Одессы: в 1812-м от чумы погиб каждый девятый, против холеры бунтовали курортники, а страшную «испанку» почти не заметили  

Как любой портовый город, Одесса всегда была уязвима перед инфекционными заболеваниями и на протяжении своей истории неоднократно страдала от разнообразных эпидемий. Нынешняя, коронавирусная, далеко не самая серьезная. Впрочем, она еще толком не началась, и будем надеяться, что и не начнется.  

Ну а пока мы сидим на карантине, хочется почитать что-нибудь жизнеутверждающее. «Думская» собрала для вас информацию о страшных недугах, которые терзали родной город задолго до коронавируса.

ЧУМА

«Королевой» зараз, пожалуй, стоит считать чуму – бич планеты в доиндустриальную эпоху, который и сейчас нет-нет да и проявляет себя даже в развитых странах вроде США. Первая эпидемия документально зафиксирована в Одессе-Хаджибее в 1792 году, но, скорее всего, они случались и ранее. Хотя…

«Одной из особенностей распространения пандемии «черной смерти» середины XIV века в Европе, являлось нечто вроде «глаза циклона» — ноль данных по смертности населения на определенный участок континента за пару десятилетий, который пришелся как раз на территории нынешней правобережной Украины, Северо-западного Причерноморья и будущей Молдовы, — рассказывает историк Андрей Красножон. — Чума буквально вихрем закрутилась по Европе и степям вокруг. Началась она совсем рядом, в Крыму (в Солхате или Кафе), быстро захватила сперва Италию, южную Европу, а напоследок Скандинавию и Московию, после чего «вернулась» по часовой стрелке обратно в восточные степи в своем остаточном порыве, отняв миллионы жизней. В центре этого смертоносного вихря, например, остался невредимым причерноморский порт Белгород (Аккерман), который находился всего в трех днях морского пути от первичного очага пандемии 1346 года. И это был не забытый провинциальный причал, а международный хаб своего времени. Почему так произошло? Одно из возможных объяснений таково. Итальянские купцы — первые разносчики заразы из Крыма — в панике бежали на кораблях из очага сразу домой, в Италию, минуя промежуточные фактории (тем более, не особо им дружественные). Но есть и более сложные, развернутые версии…»

Впрочем, не исключено, что «черная смерть» все же затронула Аккерман. Лет десять назад археологи проводили охранные раскопки в Совиньоне под Одессой. Нашли грунтовой могильник XIV века. Индивидуальные могилы на пять человек. Скорее всего, семья: мужчина, женщина, дети. Монголоиды и метисы. Специалисты предположили, что они бежали из охваченного болезнью Белого Города в ближайшее место, пригодное для жизни. Но Качибея-Хаджибея тут еще не было, он появился несколькими десятилетиями позже.

После нового основания чума приходила в Одессу еще шесть раз – в 1797, 1803, 1812, 1829, 1837 и 1902 годах. Самая страшная эпидемия случилась в 1812-м. Городом как раз управлял герцог де Ришелье.

Болезнь проникла сюда после заключения очередного мира с Османской империей, давшего возможность возобновить торговлю и судоходство. Первой заболела семья итальянских оперных певцов, проживавшая в театральном доме (гостинице для актеров). Пока власти спохватились, там уже умерло три человека, и инфекция быстро распространилась по ночлежкам и доходным домам. Через три дня погибших было уже восемь, через три недели – 30, и тогда Ришелье объявил наконец чрезвычайную ситуацию («сомнительное положение»).

Принятые им меры были для того времени беспрецедентными: город окружили войсками и разделили на части, сообщение между которыми прервалось, больных изолировали от здоровых, началась очистка колодцев; в крепости, которая находилась в нынешнем парке Шевченко, и городской больнице (инфекционке на Пастера) были отведены помещения для содержания лиц с подозрением на чуму; были запрещены торговые операции, за исключением продажи продуктов питания.  

Арман Эмманюэль дю Плесси, герцог де Ришелье

22 ноября 1812 года Ришелье пошел на беспрецедентный шаг, запретив жителям города выходить из домов, и внутригородское сообщение практически замерло. Снабжали одесситов централизованно – к каждому дому дважды в день подъезжала телега с водой и продуктами. Хлеб, крупы и даже письма тщательно окуривали серой, мясо погружали в холодную морскую воду, а деньги предварительно ополаскивали в уксусе. Одесситы избегали общаться друг с другом.

По городу страшными призраками разъезжали на телегах «мортусы» — в черной просмоленной одежде, черных масках с длинными носами. Вооружены они были длинными крюками, которыми захватывали трупы. Мортусы свозили заболевших в бараки при больницах, а умерших хоронили в братских могилах, пересыпая тела слоями негашеной извести.

Мортусы в Одессе

Наверняка все это не позволило болезни распространиться, но тем не менее удар по городу был нанесен страшный. Ежесуточно в Одессе умирало до 20 человек. К концу года количество заболевших превысило 4000, из которых скончалось 2632. Умер каждый девятый одессит…

Тех, кто победнее хоронили, в районе нынешней Водопроводной улицы, где выросла целая гора, прозванная Чумной. Сейчас мы знаем ее как Чумку. Кстати, на ней находится автопарк городской скорой помощи.

Чумная гора в 2011 году

Людей побогаче предавали земле возле крепости и карантина — в нынешнем парке Шевченко (Александровском). Наложив старые карты и схемы на современный спутниковый снимок, краеведы точно установили место, где было чумное кладбище — возле памятника погибшим в Афганистане и фонтана «Ваза малая».  

Реконструкция Евгения Сокольского

Следующие «визиты» чумы в наш город были не такими страшными: в 1829 году умерло 213 человек, в 1837-м – 108.

Золотая медаль «За прекращение чумы в Одессе» 1837 года — исключительно редкая и дорогая награда. В 2011 году один экземпляр ее продали на аукционе за 66 тысяч долларов США

В 1902-м вспышка началась с Привоза, который из-за этого пришлось сжечь:

«Огромный базар, в высшей степени грязно содержавшийся и уже давно мозоливший одесситам глаза своим неблагоустроенным видом и своей исторической гнилью и грязью, — писал тогда в журнале «Нива» репортер Иосиф Шнейдер. — Патриархальные порядки, царившие здесь, допустили существование сгнивших, промозглых лавчонок и лотков, пропитавшихся многолетними наслоениями грязи».

Территорию рынка залили карболкой и раствором гашеной извести, после чего подожгли. При этом владельцам лавок компенсировали убытки. До конца эпидемии они торговали (!) на Куликовом поле.

Фото из коллекции Анатоля Изотова

Последний случай гибели человека от чумы был в 1911 году. С тех пор, тьфу-тьфу, эта напасть нас не затрагивала.

Но были и другие, увы. В XIX веке эпидемии сотрясали Одессу чуть ли не каждое десятилетие, если не чаще. Люди умирали от холеры, кори, скарлатины, дифтерии, дизентерии, гриппа и других заболеваний, причем происходило это регулярно. Вот только тогдашняя пресса уделяла таким случаям мало внимания, поэтому многие по-настоящему серьезные вспышки даже не отложились в народной памяти.

ГРИПП – ИСПАНСКИЙ И СВИНОЙ

Многие знают о страшной пандемии «испанского» гриппа (инфлюэнцы), которая в 1918-1920 годах унесла от 20 до 50 миллионов землян. Бушевала она и в Одессе, которая это время постоянно переходила из рук в руки: большевики, Украинская народная республика, Украинская держава, деникинцы, Антанта, потом снова большевики. Несмотря на постоянную смену власти, город жил, торговал, привлекал беженцев и других людей извне. В силу этого инфекционные заболевания цвели в нем буйным цветом. Была здесь и испанка, но на фоне остальных ужасов Гражданской войны и интервенции она практически, если так можно выразиться, потерялась.

Самой знаменитой жертвой инфлюэнцы в Одессе считается великая актриса Вера Холодная, скончавшаяся 16 февраля 1919 года. Очевидцы рассказывали, что она сгорела буквально за три-четыре дня. Еще вчера Вера блистала в театре и кокетничала с операторами и режиссером на съемочной площадке, а сегодня ее уже нет, и хоронят диву в открытом гробу, засыпанном цветами.

«В Одессе была настоящая эпидемия, и болезнь протекала очень тяжело, а у Веры как-то особенно тяжко, — вспоминала сестра актрисы Софья. — Профессора Коровицкий и Усков говорили, что „испанка« протекает у нее как легочная чума… Все было сделано для ее спасения. Как ей хотелось жить!».

Вера Холодная

«Зима в Одессе была тогда теплой, — рассказывает одесский журналист и историк искусства Александр Галяс. — Но в середине февраля ударил мороз. Последнее выступление Веры Холодной состоялось на сцене нынешнего ТЮЗа, концертное платье на ней было, естественно, легким. В гостинице, как бы она ни куталась, согреться не удавалось. Пенициллин на то время еще не был изобретен. Врачи делали все возможное… Поклонникам Веры Холодной, а их количество исчислялось миллионами, случившееся казалось настолько нелепым (умерла молодой, в расцвете славы и красоты), что просто не укладывалось в сознании».

Однако факты говорят о другом. Последний случай испанского гриппа был зафиксирован в Одессе в октябре 1918 года, за несколько месяцев до гибели Холодной-Левченко. Понятно, что тогда в городе была неразбериха, но все же… Именно это обстоятельство породило слухи о том, что актриса была вовлечена в игру разведок и ее отравили.

Но даже если Веру Холодную убили рыцари плаща и кинжала, это не отменяет того, что испанский грипп в Одессе был и уносил жизни горожан – наряду с другими заболеваниями.

Согласно записям Общества одесских врачей (а других документов не сохранилось), первый заболевший необычной инфлюэнцей с особо неприятными побочными эффектами и высокой смертностью поступил в городскую клинику 22 сентября 1918 года. Затем больных начали привозить и приносить десятками. Многие скончались. Сперва медики предположили самое худшее – легочную чуму, — но потом стало понятно, что это та же зараза, что косит население послевоенной Европы и Азии.

Врач В.Д. Зелинский докладывал коллегам результаты своего посещения Еврейской больницы. Подавляющее число больных – молодые люди в возрасте от 20 до 30 лет, старше тридцати – всего 10%. Осложнения в виде пневмонии были в 56% случаев, а смертность достигала рекордных на памяти медика 8%. Тут, правда, надо понимать, что речь идет о клинике, куда свозили всех занемогших в охваченном войной, холодном и голодном городе. И определяли этот грипп на глазок – даже слова такого «молекулярная диагностика» не существовало.

Страшных картин с умирающими на улицах людьми (сел в трамвай, а к конечной уже стал хладным трупом, как в Испании или США) в Одессе не наблюдали, хотя всякое было. Пресса и общество эпидемии, можно сказать, не заметили. И запомнилась она только гибелью Веры Холодной, которой, не исключено, «помогли» уйти на тот свет. В феврале 1920 года город окончательно захватили красные, и на несколько лет медицинскую статистику вести перестали, да и у общества врачей возникли известные проблемы. Точно сказать, каковы были масштабы «испанки» в Одессе, сколько человек переболело этой разновидностью гриппа и сколько умерло, сейчас невозможно.

«Честно говоря, я не очень понимаю, откуда взяты эти страшные цифры, — говорит эпидемиолог Николай Браславский. — Это же мир после мировой войны. Миллионы голодают, у миллионов вши, сотни тысяч лежат в госпиталях со страшными травмами, несколько империй разрушено, там хаос, война всех против всех. Медицинская инфраструктура во многих странах уничтожена, если вообще существовала когда-то. Как в принципе возможно подсчитать количество жертв одного-единственного инфекционного заболевания? Поэтому я бы не доверял ни одной фигурирующей в книгах цифре».  

Импровизированный госпиталь в Канзасе, 1918 год. В Одессе таких не было. Фото National Museum of Health and Medicine

Потом грипп, в том числе испанский, многократно возвращался, но был уже не таким смертоносным. В 2000-х в Одессу начали регулярно приходить «животные» штаммы этой болезни. На памяти живущего сейчас поколения самым страшным является «пандемический свиной» H1N1, причем особенно сильно по нашему городу он ударил не в 2009-2010 годах, когда ВОЗ считала его распространение пандемией (и когда премьер Тимошенко, желавшая стать президентом, лихорадочно закупала тамифлю и маски), а зимой 2015-2016-го. Тогда от осложнений болезни в Одессе умерло почти 50 человек, причем важным фактором, влияющем на смертность, был недостаток аппаратов искусственной вентиляции легких. В некоторых больницах, например областном клиническом центре (больнице водников), умудрились в разгар эпидемии отправить аппараты ИВЛ на плановый ремонт. Кстати, там и сейчас они на ладан дышат…

Приемный покой одесской горбольницы №10 в 2016 году

ТИФ

На рубеже столетий и особенно в годы Первой мировой и Гражданской войн, а также, Украинской революции, распространился тиф, причем сразу несколько его разновидностей – брюшной, сыпной и возвратный. Сильнейшая эпидемия этого заболевания пришлась как раз на 1918-й, когда уже бушевала испанка и ряд других опасных недугов, поэтому точные цифры здесь тоже искать бессмысленно. Многие исследователи считают, что на территории бывшей Российской империи тиф, зародившийся в окопах Великой войны, унес куда больше жизней, чем испанка и другие инфекции вместе взятые. Объективных данных, правда, нет.

«Тиф протекает намного тяжелее гриппа, и, если так можно сказать, заметнее, — говорит Николай Браславский. – Современники его замечали. Испанку заметили намного позже».

Потом брюшной тиф несколько раз возвращался в Одессу. Бушевал он и во время Второй мировой войны. Последняя относительно серьезная вспышка (больше десяти случаев) была в 2004-2005 годах. Сейчас это заболевание практически не встречается.

ХОЛЕРА

Постоянным спутником Одессы всегда была и холера. Наиболее масштабная эпидемия вспыхнула в 1830-м году, став частью второй пандемии этого недуга, которая, как и первая, пришла из Индии и была связана с колониальной активностью Британии на этом субконтиненте. Началось все, как обычно, в портовых ночлежках, потом болезнь распространилась по всему городу. Сколько умерло, доподлинно не известно, но не исключено, что речь идет о сотнях, если не тысячах человек.

Во время эпидемии холеры вино «Сен-Рафаэль» необходимо иметь в доме

Потом холера приходила в 1865-м в 1880-х, уносила она жизни и в 1917-1918 гг, причем тоже сотнями и тысячами. Однако живущие ныне одесситы, по понятной причине, помнят больше вспышку (не эпидемию) 1970 года. Она была частью седьмой и последней на текущий момент пандемии холеры. И единственной, вызванной особо неприятным вариантом холерного эмбриона — V. cholera biotype eltor, который был назван в честь карантинной станции Эль-Тор, расположенной на западном побережье Синайского полуострова.

Одесский «нулевой пациент» (так медики называют первого заразившегося в определенной популяции) известен. Это был 57-летний сторож совхоза имени Кирова, житель села Усатово Федор Лютиков, который работал на полях орошения. В больницу он попал 3 августа 1970 года с подозрением на острый энтероколит (сам он считал, что отравился копченой ставридой) и в тот же день умер. Семью сторожа изолировали, но сдержать распространение инфекции, скорее всего, прибывшей в порт с торговым кораблем из Индии или Пакистана, не удалось.

Уже покойный одесский историк Дмитрий Урсу описывал начало вспышки так:

«Можно без всякого преувеличения сказать, что ночь с 3 на 4 августа 1970 года многим одесским начальникам запомнилась на всю жизнь. Уже в полпервого ночи заработал противоэпидемический штаб очага, вскоре в его распоряжение прибыла рота солдат внутренних войск для оцепления инфекционной больницы, штаба и других учреждений. В это же время неприятная новость была передана первым лицам – секретарю обкома П. Козырю, председателю облисполкома А. Дуднику, главному санитарному врачу республики М. Мельнику, который срочно прибыл в Одессу, а также начальникам милиции и службы безопасности. Ночью и в первую половину дня 4 августа были развернуты госпитали для больных и отдельно – для подозреваемых (провизорский), изолятор для контактных. На Пересыпь и в район Хаджибеевской дороги направилась бригада врачей-инфекционистов для подворных обходов».  

Здесь и ниже — документы КГБ из архива СБУ. Нашел Эдуард Андрюшенко

Настроения

Вспышка развивалась стремительно. Каждый день поступали все новые больные, и коммунистические власти приняли самые суровые меры. Город в разгар курортного сезона был закрыт на карантин и окружен войсками и милицией. Купание в море запретили. И без того полностью подневольная пресса была загнана под лавку и упорно делала вид, что ничего не происходит. Что, впрочем, лишь подстегивало слухи. 13 августа пролился сильный ливень, подтопивший несколько десятков домов. Это породило новые домыслы: мол, вибрион уже в канализации.

Курортники, которые не могли уехать домой (их было под 300 тысяч, людей разместили по пионерлагерям и санаториям), роптали. Были даже – невиданное для СССР дело – стихийные митинги, которые, впрочем, быстро угасали, после чего зачинщиками занималось КГБ.

В Одесской области, пишет историк Эдуард Андрющенко, жители зарабатывали, помогая желающим нарушить карантинный режим. Житель села Кошары Михайлов за деньги перевозил желающих на лодке через Тилигульский лиман в соседнюю Николаевскую область. Местные жители, у которых были машины, вывозили людей по неконтролируемым проселочным дорогам.

4 сентября о холере, которая начала постепенно утихать, наконец впервые упомянули в газетах, а 16-го карантин был окончательно снят. Первые звонки в школах прозвенели только 21 сентября. К тому времени в городе было выявлено примерно 600 вибриононосителей, 125 человек заболело, из которых, по официальным данным, 13 скончалось.

Одесса в 1970-х. Канатная дорога в Отраде

Эпидпорог превышен не был, ужаса-ужаса не случилось, но в силу закрытости общества, отсутствия нормальных каналов коммуникации вспышка породила море слухов, отложилась в памяти и создала даже определенный культурный пласт. В интервью «Известиям» писатель Михаил Жванецкий описывал происходившее тогда в Одессе так:

«Холера в Одессе имела большой успех. На коммунистическом фоне это был глоток свободы. Целый месяц можно было говорить и играть все, что угодно. Партия придумала: надо поднять настроение. Откуда они это знали? Столько смеха в Зеленом театре не было никогда. Лица в Одессе стали хорошие, в городе вдруг появились продукты и такси. Перебоев с водой не было. На улицах была абсолютная чистота, не свойственная Одессе. Милиция следила за тем, чтобы мы мыли руки. Не жизнь, а красота!».

НА ПЕРЕДОВОЙ

Понятно, что при столь богатой практике одесские врачи и микробиологи не могли не оказаться на передовой борьбы с инфекциями.

Изучать такие заболевания в Одессе начали в 1885 году, когда Николай Гамалея, ученик знаменитого Луи Пастера, вместе с будущим нобелевским лауреатом Ильей Мечниковым основал в нашем городе бактериологическую лабораторию, которая стала вторым таким учреждением в мире. Станция располагалась в доме №4 на улице Льва Толстого.

В советские времена ее преобразовали в противочумную станцию и переместили на Церковную улицу (Пересыпь), где она находится и сейчас. Ныне это Украинский противочумный институт имени И.И. Мечникова, с 2008 года имеющий в своем распоряжении единственную в стране лабораторию уровня биологической безопасности BSL-3.

Читайте также Биологический щит Родины: в лаборатории на одесской Пересыпи наблюдают за особо опасными инфекциями

Именно в Одессе Мечников открыл явление фагоцитоза — способность клеток захватывать и переваривать органические тела. На его основе он разработал сравнительную патологию воспаления, а в дальнейшем — фагоцитарную теорию иммунитета, за что и получил в 1908 году Нобелевскую премию.

Ученик Мечникова, одессит Владимир (Маркус-Вольф) Хавкин создал первые вакцины против чумы и холеры, за что стал кавалером Выдающегося ордена Индийской империи, учрежденного королевой Викторией. Вакцины Хавкина применяются в улучшенном виде до сих пор.

Будьте здоровы!

Автор — Николай Ларин